Возникает вопрос о том, почему внесенная поправка не была изъята при редактировании Никоновского свода в 20-х годах XVI в. в скриптории митрополита Даниила. Думается, что причину этого нужно усматривать в политической ситуации того времени. Великим князем всея Руси в эти годы являлся Василий III. В то время, когда составлялся Никоновский свод (между 1426 и 1530 гг.[79]), ему было от 47 до 51 года. Он уже три года был вторично женат, но все еще не имел детей. Претендовали на великокняжеский престол в случае вполне вероятной бездетности Василия III князья Рюриковичи-Шуйские, которых при дворе, по свидетельству иностранных послов, считали принцами крови. Поэтому редактору Никоновского свода митрополиту Даниилу не было никакого резона ссориться со столь могущественными и опасными людьми.
О том, что собой представлял митрополит Даниил как личность, можно судить по характеристике, которую ему дал имперский посол Герберштейн, знавший митрополита лично: «…приблизительно 30 лет от роду. Человек крепкого и тучного телосложения с красным лицом. Не желая казаться более преданным чреву, чем постам, бдениям и молитвам, он перед отправлением торжественного богослужения всякий раз окуривал лицо свое серным дымом для сообщения ему бледности»[80]. Житейской характеристике вполне соответствует и политическая: «Его не смущало нарушение ни клятв, ни канонических установлений, зато поведение… вполне отвечало тогда требованиям светской власти»[81]. Завершим эти зарисовки воспоминанием современника, записавшего в 1539 г.: «Того же лета, февраля в 2 день, Даниил митрополит оставил митрополичество неволею, что учил ко всем людем быти немилосерд и жесток, уморил у себя в тюрьмах и окованных своих людей до смерти, да и сребролюбие было великое»[82].
Тем не менее все эти качества отнюдь не мешали Даниилу стать талантливым литератором. Созданная под его редакцией Никоновская летопись «представляет, во-первых, феномен историографический как определенный этап в развитии русской исторической мысли и как исторический источник, во многом отличающийся от других летописных сводов своеобразием и богатством содержания, во-вторых, как явление литературное, характеризующееся определенным стилем ее создателя и интересное содержащимися в ней осколками памятников народной поэзии, не дошедших до наших дней»[83]. Но принимая во внимание личность самого митрополита Даниила, не приходится уповать на объективность и честность его редактирования, особенно тех фрагментов, которые задевают его личные интересы. Поэтому вполне обоснованным можно считать предположение, что в период династической неопределенности, не желая ссориться с принцами крови Шуйскими, митрополит оставил поправку в летописи, отвечающую их интересам. После же рождения Ивана IV, в годы его малолетства и боярского правления, ввязавшись в борьбу Шуйских с Бельскими на стороне последних, Даниил внес во вред Шуйским фразу «не по отчине, ни по дедине», из-за которой, возможно, вкупе с другими качествами и полетел с митрополичьего стола.
