В чем же заключался этот инцидент, приведший вскоре к самым роковым последствиям? А дело было вот в чем: к Скопину в слободу явились посланники из Рязани от Прокопия Ляпунова, через которых последний всячески поносил царя Василия и его правление, указывая на его абсолютную непопулярность в народе. Самого же Скопина Ляпунов восхвалял, говоря о всенародной любви к молодому полководцу, называя его не князем, а царем и предлагая свою помощь в занятии царского престола. По словам летописцев, Скопин, даже не дочитав послания, изорвал его и пригрозил посланникам Ляпунова отправить их в Москву и сдать в руки царя Василия. Те бросились на колени и умоляли о прощении, утверждая, что они не виноваты и Ляпунов силой заставил их ехать к Скопину. Скопин-Шуйский пожалел их и отпустил домой, ничего не сообщив о случившемся царю.
Но в окружении Скопина постоянно находились соглядатаи Василия, которые сразу же донесли ему о происшедшем в слободе. Шуйский, крайне подозрительный по природе, да и к тому же не вполне уверенный в законности своего царствования, знал о популярности племянника в народе. Он, видимо, поверил в коварство Скопина, умолчавшего о случившемся, тем более что его настроения всячески подогревали братья, давно завидовавшие юному полководцу.
Чем же объяснить поведение Скопина, и в частности то, что он скрыл от Василия поступок Ляпунова? Карамзин так объясняет подобное поведение: «Князь Михаил служил Царю и Царству по закону и совести, без всяких намерений властолюбия, в невинной смиренной душе едва ли пленяясь и славой». А послов Ляпунова он отпустил «мирно возвратиться в Рязань, надеясь, может быть, образумить ее дерзкого воеводу и сохранить в нем знаменитого слугу для отечества»[361].
Представляется, что Скопин под пером Карамзина выглядит каким-то сахарным пасхальным ангелочком. Вряд ли «невинный юноша со смиренной душой», совершенно равнодушный к славе и воинским подвигам, мог завоевать такую любовь, граничащую с поклонением, не только у русских воинов, но и у закаленных в битвах наемных, профессиональных солдат западноевропейских армий и их прославленного полководца. Все действия Скопина, начиная с первого сражения в возрасте 17 лет и до конца жизни, говорят о его горячей любви к воинским подвигам и славе, а суровая расправа в Новгороде с Татищевым отнюдь не свидетельствует о смиренности души и слабости характера полководца. Неубедительны, на наш взгляд, и рассуждения Карамзина о причинах умолчания Скопина о поступке Ляпунова, якобы продиктованном желанием сохранить отечеству верного слугу. Все поведение Ляпунова до приведенного случая и позднее, вплоть до его гибели в ссоре с казаками, отнюдь не является свидетельством его политической надежности. Напротив, Ляпунов имел склонность к политическим интригам, занимаясь которыми, всегда преследовал личный интерес, мало думая при этом об Отечестве.
