В ту пору резко возросла численность публикаций материалов (в печати, по телеканалам и радио), разоблачающих искажение истории нашей страны в XX в. А виноватыми изображали нередко прежде всего ученых. Хотя на самом деле многие из них не имели ранее информации об этих фактах: им ведь тоже ограничивали допуск к секретной документации, а иные опасались проявлять вызывающую подозрение излишнюю любознательность — «ходить бывает склизко по камешкам иным». Тем не менее было, конечно, немало примеров откровенной фальсификации прошлого «профессиональными» историками; и не только сокрытия исторических данных, но и более удобного на сегодняшний день истолкования ранее известного по публичной печати. Это заметно снизило престиж исторической науки (как и других общественных наук) в широком общественном сознании. Поэтому подчас механически переносили явно очевидные «грехи» историков новейшего времени на всех историков, т. е. изучавших куда более отдаленные эпохи (и тоже, естественно, не безгрешных). Обосновывали это в том числе тем, что все историки вынуждены были придерживаться (более того, декларировать свою приверженность) единой методологии, т. е. методологии марксизма-ленинизма, объявленной впоследствии несостоятельной.
Отказ же от вдалбливаемых десятилетиями постулатов (будто общественное сознание всегда определяется общественным бытием и не может само решительно воздействовать на бытие; что характернейшее и наиважнейшее в истории — борьба классов, а смена общественно-экономических формаций — обязательный ход исторического развития) воспринимался многими первоначально как свидетельство того, что у исторической науки вообще нет фундаментальных основ и выверенных опытом научных методик. Тем более что прежде настойчиво приучали к мысли, что в науке истории должно быть одно объяснение явлений и отступление от этого «единственно верного» понимания не просто является отклонением от линии марксизма-ленинизма, но оно антинаучно.
В то же время сами историки получили возможность открыто обращаться ко всему наследию исторической науки, в том числе и к написанному эмигрантами, и к новейшей зарубежной литературе, зачастую новаторской по методике и по Методологии. Стали рассуждать о теории истории и об альтернативных путях исторического развития, дискутировать в рамках достаточно широкой проблематики, проявился полемический задор (и не в толковании цитат классиков марксизма-ленинизма, как принято было прежде, а с привлечением многообразной литературы как прошлых лет, так и современной).
