Бывали у казаков действительно попытки жить без семей. Пушкин в «Истории Пугачева» рассказывает о начале яицкого (уральского) казачества, о том, как в XV столетии донские казаки поселились на реке Яике (Урал). «В соседстве новых поселенцев кочевали некоторые татарские семейства, отделившиеся от улусов Золотой Орды и искавшие привольных пажитей на берегах того же Яика. Сначала оба племени враждовали между собой, но впоследствии вошли в дружелюбные сношения: казаки стали получать жен из татарских улусов. Сохранилось поэтическое предание: казаки, страстные к холостой жизни, положили между собой убивать приживаемых детей, а жен бросать при выступлении в новый поход. Один из их атаманов, по имени Гугня, первый преступил жестокий закон, пощадив молодую жену, и казаки, по примеру атамана, покорились игу семейственной жизни.
Доныне просвещенные и гостеприимные жители уральских берегов пьют на своих пирах здоровье бабушки Гугнихи».
В этом по-пушкински кратком и сильном изложении отмечено на Яике объединение казаков с «татарскими семействами».
На Нижнем Днепре и Дону, естественно, сначала мужчин жило несравненно больше, чем женщин: не так-то легко было бежать от помещика всем семейством. Поневоле приходилось многим казакам добывать себе жен в набегах. Один из последних отзвуков этого — возвращение на первых страницах романа Шолохова «Тихий Дон» казака Прокофия, деда Григория, после очередной русско-турецкой кампании с женой-турчанкой. Но к этому времени старые обычаи забыты, и казаки враждебно встречают выбор Прокофия Мелехова.
Впрочем, татары, кипчаки, кавказские горцы появлялись среди казаков не только в лице своих представительниц прекрасного пола. Кровная месть, вражда с ханом или владетелем помельче, нищая жизнь выгоняли в вольную степь и ногайских татар, и крымских, и черкесов. Ценою их приема в казаки бывал обычно переход в православие, но южные вольные люди не были такими уж приверженцами мусульманства.
Донские казаки — в основном русские люди, бежавшие от гнета царя и помещиков в вольные степи. Вольными же (относительно) степи были прежде всего потому, что на них зарилось слишком много хозяев. А царю и помещикам, от которых ушли крестьяне, ставшие казаками, было в конечном счете выгодно появление заслона на юге.
Еще до монгольского нашествия русские летописи отметили присутствие в тех же степях славян-полукочевников, вольных людей, живших очень похожей на казачью жизнью. Летопись именовала их бродниками, видно, потому, что они «бродили» — кочевали. Бродники, насколько можно судить, сравнительно мало пострадали от монгольского нашествия. Их потомки, видимо, тоже стали частью казачьих войск.
