Очевидно, впредь до обнаружения новых источников вопрос о содержании договора между Гасдрубалом и Римом будет оставаться, по меткому выражению Ж. Каркопино, «своего рода прокрустовым ложем», на котором пытают тексты, получая в результате противоречивые и неприемлемые выводы. К сожалению, и сам Ж. Каркопино не избежал такого соблазна.
С нашей точки зрения, вопрос об исторической вине той или иной стороны в развязывании II Пунической войны в том вид как его поставили В. Отто и Ж. Каркопино, вообще лишен смысла. Все действия Гамилькара Барки и Гасдрубала показывают, что они готовили в Испании плацдарм для ведения войны против Рима; в свою очередь, Рим не мог не стремиться к тому, чтобы сначала остановить карфагенскую экспансию, а затем сокрушить карфагенское могущество в странах Средиземноморья. После окончания I Пунической войны логика событий неизбежно влекла обоих противников к новому столкновению, и в этом отношении и тот и другой выступали в роли агрессора, а договор, о котором идет речь, был не более чем временной попыткой урегулирования. Само собой разумеется, что лишена всякого основания попытка Ж. Каркопино установить существование еще одного Ибера — южнее Сагунта. Едва ли можно считать доказанной и концепцию, согласно которой текст Тита Ливия представляет собой не более чем фальсификацию, сложившуюся в патриотически настроенной римской историографии. Он, во всяком случае, больше соответствует последующему развитию событий, чем текст Полибия.
Учитывая все имеющиеся в нашем распоряжении сведения, можно предположить, что события развивались следующим образом. Гасдрубал принес по старинному обряду, существовавшему у всех западносемитских народов, в том числе и у финикиян, клятву (берит), обязавшись не пересекать Ибер и не нарушать суверенитета Сагунта и других греческих колоний на Пиренейском полуострове. Только этим можно объяснить тот факт, что именно осада Сагунта послужила несколько лет спустя поводом для войны между Римом и Карфагеном. Очевидно, Полибий избрал недостоверную версию, не соответствующую дальнейшему ходу событий, почерпнув ее из прокарфагенски настроенного источника. Во всяком случае, союзником Рима Сагунт стал, по-видимому, уже в 231 г., за пять лет до договора с Гасдрубалом.[58] Эта клятва не была утверждена в Карфагене, может быть, потому, что, поскольку речь шла о личных обязательствах Гасдрубала, правительство, с пунийской точки зрения, не должно было вмешиваться в развитие событий. Как бы то ни было, в результате возникла формально юридическая лазейка, которая позволила говорить о полной непричастности карфагенского совета к договору, гарантировавшему неприкосновенность берегов Ибера и безопасность Сагунта.
