– Тогда что она здесь делает, и притом живая?
Худая рука сира Фабиана потянулась к рукоятке меча.
– Не знаю, – сказал Фабиан, – но мы можем сделать ее мертвой.
Он шагнул к Жанне и вытащил меч из кожаных ножен. Длинное лезвие вырезало в воздухе полукруг.
– Добрая собачка, – сказал он, – добрая крестьянка.
Это было сказано одним и тем же тоном.
Он сделал еще шаг.
– Стой, собачка… Стой, крестьянка…
Еще шаг.
Беги, подумала Жанна. Но ее ноги словно вросли в землю.
Рыцарь сделал еще шаг.
Жанна не могла пошевелиться.
Он сделал еще один шаг, последний.
Он поднял меч.
– БЫСТРЕЙ! – воскликнула Жанна.
Собака бросилась бежать.
Не знаю, видели вы когда-либо бегущую борзую. Если да, то сами знаете, это почти мистическое зрелище. Они так быстры, так совершенно сложены и так безупречны в движении. В этом мире не так уж много совершенства, но это само совершенство.
Ее ноги сложились, распрямились, опять сложились, и она вмиг пересекла небольшую зеленую поляну. Потом она исчезла в лесу.
Какой-то миг Жанна завороженно глядела ей вослед.
Потом она ринулась в противоположном направлении.
– И за кем нам гнаться? – спросил лысый рыцарь.
– Ради Господней любви, за обеими! – прокричал Фабиан. – Вперед!
И все рыцари ринулись за борзой.
– Эй, кто-нибудь, бегом за девчонкой! – заревел Фабиан.
И вот рыцари, с факелами над головами и обнаженными мечами, ринулись в лес за Жанной и ее собакой, Гвенфорт.
Вскоре Жанна уже кралась, пригнувшись, подлеском на краю подворья за домом. Куры разрывали землю в поисках червей и насекомых, квохча и перекликаясь друг с дружкой, словно важные толстенькие монашки.
Гвенфорт ткнулась носом Жанне в шею. Они отыскали друг друга в лесу, и Гвенфорт охотно пошла бок о бок с Жанной домой в деревню. Словно она знала Жанну всю жизнь. Словно здесь был ее дом.
Жанна могла лишь гадать, почему это так.
Теперь они притаились в зарослях на краю двора.
Жанна сдержала улыбку. Что скажут ее родители?
Старый кочет Марка уже прокричал пятую стражу, и деревня начала просыпаться. В домах раскрывались двери. Соседи выбирались на солнечный свет, расправляя свои грубые домотканые рубахи, потягиваясь, почесывая масленые головы.
Жанна услышала, как открылась дверь ее родной хижины. Она обняла Гвенфорт и прошептала ей на ухо:
– Ложись и не двигайся.
Борзая улеглась в кустарнике.
Жанна выбралась из зарослей во двор как раз в тот миг, когда из-за угла дома туда вышел ее отец, зевая и потирая лицо, волосатый живот выпирал из-под рубахи. Он увидел дочь, воскликнул:
