Дровосек ничего не понял. Все вроде сделал как следует, причин для неудовольствия у старухи не было. Отчего же она, не сказав ни слова, опять куда-то умчалась? И где ее теперь носит, когда вернется, кто знает?..
Прошло немало времени, прежде чем Ципили, наконец, возвратилась. На помеле у нее грудились шкуры разного зверья.
— Эта негодная молокососка, — сказала Ципили, показывая в сторону дома Тимбаки, — на соломе спит. Что она понимает в жизни? А я колдунья, повидавшая много. Я Пиндо!! Знаешь, что такое Пиндо?.. Хотя откуда тебе знать, деревенщина… Я не привыкла спать на соломе, мне приятны мягкие, пушистые шкуры…
И Ципили поволокла свое добро в избушку. Немного погодя она вышла, и опять покружила вокруг жилища, и проговорила:
— Ничего не могу сказать, сделал ты все на совесть. Вот только труба вроде бы узковата.
— Нет, нет, — испуганно возразил Дровосек, — все как ты велела.
— Мало ли что я велела, мастер-то ты, надо было сообразить, что следует сделать пошире.
— Да ты же с легкостью скользнула внутрь через трубу?..
— Да, но…
— Какое еще «но»? — сказала вдруг подошедшая к ним Тимбака. — Я тоже видела, что ты легко проскочила в трубу и туда и обратно. Нечего придираться.
— Ну я же ничего такого не сказала. Избушка неплохая. Даже хорошая. Мы не станем превращать тебя в жабу.
— Нет, конечно! Зачем его жабой. Жалко, — ласково проворковала Тимбака. — Мы лучше орлом его обернем, в награду за хорошую работу…
Дровосека обуял ужас, он едва прошептал:
— Мы же договорились!..
— Ох, ох, ох! Договорились, видишь ли! Какой еще договор? Уж не письменный ли? Ладно, иди-ка спать. Про уговор утром подумаем… — С этими словами Тимбака взвилась на помеле и перелетела к своей избушке на южном склоне горы, а Ципили полезла к себе.
Дровосек всю ночь глаз не сомкнул. Да и откуда взяться сну после такого разговора! Только к утру немного прикорнул. А когда разомкнул веки, то страшное уже свершилось. Сначала он почувствовал, что находится совсем в другом лесу. Деревья тут не с привычными круглыми стволами, а какие-то плоские, как ножи-великаны, и стволы у них не коричнево-бурые, а сплошь зеленого цвета. Были и деревья с круглыми стволами, но тоже странные — с разноцветными ветками, словно венцом уложенными на верхушках.
Все увиденное поразило Дровосека. Но скоро он понял, что это не лес-великан, а просто он сам стал таким маленьким, что обычная трава кажется ему такой высокой. Он попробовал встать и для этого хотел опереться руками о землю, но вдруг увидел… крылья вместо рук. И так стало горестно бедняге, так захотелось умереть, захотелось кричать от досады и обиды! И он закричал… Но вместо крика получилось: «Кар-р-р». Значит, его обернули вороном?! Он взмахнул крыльями, легко взлетел в небо и оттуда увидел лужайку, обе, сработанные им, избушки. А старух и след простыл. Сделав круг над лужайкой, он сел на крышу жилища Тимбаки. Хотелось покончить с собой… Но как это сделать, как кончают самоубийством вороны?..
