Он резко отдернул руку, спрятал ее под стол.
– Просто вижу эту картину, – безжалостно продолжила я. – Вы смотрите, как они входят в подъезд и идете… у вас есть в двери глазок?
Андрей медленно, словно против воли, кивнул.
– Наверное, вы подошли к глазку, не очень даже понимая, зачем. Возможно, это было чисто машинальное действие, возможно, вы всегда старались взглянуть на Леру, когда она возвращалась домой – сейчас это неважно. Неважно потому, что вы ее не увидели. Вы подождали немного, но она так и не появилась. Тогда вы приоткрыли дверь, прислушались… вышли на площадку, постояли, потом спустились на несколько ступеней, а Лера все не появлялась. На лестнице никого не было, вы сделали еще несколько шагов, потом еще. Вы спускались все ниже и, наверное, до вас стали доноситься какие-то звуки… Вы не поверили, не могли поверить, но теперь вам уже было необходимо дойти до конца и увидеть то, что происходит в подъезде, собственными глазами. Последний пролет – вы двигаетесь осторожно, бесшумно, все еще не веря, но уже все понимая… так что у вас было в руке, Андрей?
– Молоток, – Андрей смотрел сквозь меня пустым, невидящим взглядом – сейчас перед его глазами стоял темный подъезд и две фигуры, сплетенные в единое целое. Помолчал несколько секунд и продолжил, скрипучим, словно у него горло пересохло, голосом. – Они как раз… закончили. Я видел… как он… он ведь, как был, в куртке, в шапке, только брюки расстегнул. И Лера… Я словно умер в ту минуту. Я не знаю, я, наверное, смог бы ей простить все, все что угодно! И с кем угодно, даже с этим, с Кисловым! Но не так, только не так! В подъезде, не раздеваясь, прижатая к стенке… он расстегнул ей куртку, задрал кофточку, и юбка вся… на ней была такая коротенькая юбочка в складку. Я словно умер. Ничего не мог сделать, даже пошевелиться, даже закрыть глаза. Стоял и смотрел. А потом он ушел. Просто так, помахал ей рукой и ушел. Даже дверь не закрыл. А Лера начала поправлять одежду и подняла голову. И увидела меня. И она… она…
Голос у Андрея становился все тоньше, дрожали уже не только руки, дрожал он весь. По-прежнему, не глядя на Гошу, я протянула руку и он, умничка такая, тут же сунул мне свою чашку.
– Выпей, – сказала я, заботливо поднося чашку к губам Андрея.
Он послушно сделал пару глотков, но дрожать не перестал.
– Она сказала… ну зачем?! Почему она не могла промолчать?! – воскликнул он почти со слезами. – Я сам не знаю… Я ничего не помню. Она засмеялась, и я шагнул вперед, – Андрей качнулся и занес над головой руку со сжатым кулаком. – А потом увидел, что она лежит на полу. Я ушел. Я не мог оставаться рядом с ней.
