Пасьянс гиперборейцев | страница 87
Не переставая говорить, она ловко сновала от плиты к столу, за ней вились шустрые бурунчики и водоворотики.
Крабы, вареные в морской воде, скоблянка из трепанга, чешское пиво Окосим, гребешок тихоокеанский в горчичном соусе, морская капуста, обжаренные на сливочном масле нарезанные кружочками щупальца осьминога, суп черепаховый и суп из акульих плавников, икра на прозрачной льдине — все это выстроилось передо мной как на витрине столичного магазина «Океан» перед правительственной комиссией.
— А теперь питайся, жемчужина моя, — приказала Анюта. — Одно умное дело ты за свою жизнь сделал — пришел ко мне. Остальное — моя забота. Ешь-ешь, ты мне нужен сытый, здоровый и бодрый.
Я благодарно пробулькал и принялся за трапезу. Было уютно и неспешно, вода вокруг была теплой, а еда вкусной. Анюта предугадывала любое мое желание раньше, чем я успевал его осознать. Я чувствовал, как слой за слоем покрываюсь перламутром, но это было даже приятно.
— А теперь кальмарчиков, кальмарчиков. Очень способствуют. И капустки. Вот так. Проголодался, бедненький, набегался. Чего бегать, спрашивается? Ведьму ему захотелось. А того, глупенький ты мой, не понимаешь, что все мы ведьмы. Как одна. И у каждой в роду есть и наяды, и дриада, и вещие жонки, и валькирии, и ореады, и керы, и парки, и бариты, и медузы, и…
Я хотел возразить, но не смог. С полным ртом это было бы неубедительно. А потом мог, но уже не хотел. Я покрылся довольно толстым слоем перламутра и хотел спать.
— А вот нет, миленький. Спать я тебе не дам. Жемчуг только тогда хорош, когда в руках хороших.
Она вытерла меня бархоткой и нанизала на ниточку, где уже было с дюжину отборных жемчужин. Она примерила меня перед зеркалом и увидела, что это хорошо. Она скинула джинсовый халатик, надела что-то длинное, бархатное, вечернее, примерила меня, и это тоже было хорошо.
Она примерила меня вовсе без платья, и это было еще лучше. Она хотела примерить меня еще с чем-то, но зазвонил телефон, и она приказала снять трубку.
Я снял.
— Я жду, — раздался тихий монохроматичный голос. — Ты знаешь, она почти разделилась. Ты скоро приедешь. Я жду.
— Кто звонил?
— Ошиблись номером, — сказал я и выплыл на балкон.
В мире прошел дождь. Пахло мокрой пылью и грибами. Улица была полита расплавленным стеклом. По стеклу осторожно скользили расплющенные игрушечные машины, они осторожно ощупывали деревья и стеньг домов дрожащими пальцами света. Около игрушечного кафе толпились игрушечные люди, оттуда доносилась развеселая музыка, и в такт ей мигал игрушечный фонарь на углу, не зная на что решиться, вспыхнуть или погаснуть окончательно.