ДРАУЛЕ. А я тоже больная. И знаешь, от кого заразилась? То-то. (Заглядывает ему в глаза.) Только я смотрю, ты не особенно мне рад.
КИРОВ. Я рад, Мильда, рад, но нельзя все это так делать…
ДРАУЛЕ. Как?
КИРОВ. Ну, открыто, понимаешь? Никакой конспирации.
ДРАУЛЕ. А зачем нам конспирация, товарищ Киров? Мы ведь с тобой не подпольной работой занимаемся. Разве мы что-то противоестественное делаем? Есть, конечно, свои капризы, но в целом все в рамках природы. Два молодых, здоровых организма тянутся друг к другу. Что тут плохого?
КИРОВ. Да не в этом дело. Ты возле дома моего ходишь, Маша может узнать.
ДРАУЛЕ. А кто она тебе – жена, мать, сестра? На тех же правах, что и я. К тому же все она давно знает, твоя Маша. Надоела мне эта конспирация. Я вот замужем и ничего не боюсь. Ничего.
ГОЛОС С.-Т (хихикая). Я тут тоже, как говорится, в брак вступаю. С товарищем с Камчатки. Очень просил. Брак, понятное дело, отомрет, но захотелось все ж таки попробовать, пока не отмер.
КИРОВ (протягивая руки к Драуле). Ну, иди ко мне, моя рыжая. Иди, приласкаю. (Драуле следует за Кировым на кушетку.) Тебя только пальцем коснешься, а ты уже гусиной кожей покрываешься. И все твои рыжие волоски дыбом стоят. С виду – холодная, неприступная, а тронь тебя – обожжешься.
ДРАУЛЕ. Мы, рыжие, отчаянные. Я, например, при всех раздеться могу. Очень даже просто.
ГОЛОС С.-Т. (от души). Ох, и хорошо же с мужчиной в браке состоять… Однозначное наслажденье!
КИРОВ (обнимая Драуле). Давай сегодня не раздеваясь.
ДРАУЛЕ. Не знаю, мне все-таки больше нравится – раздевшись. В такой канцелярской обстановке лучше, я считаю, раздеться.
КИРОВ. А войдет Суомалайнен-Тюнккюнен – красиво будет? Думаю, некрасиво.
ДРАУЛЕ. Она все равно ничего не поймет. Такая дура! И в тебя, по-моему, по уши влюблена.
Суомалайнен-Тюнккюнен издает обиженный звук.
КИРОВ. Нет, проще не раздеваясь. Ленин, знаешь, простоту любил.
ГОЛОС С.-Т. Это почему же я ничего не пойму? Очень даже пойму. Мне товарищ с Камчатки все наглядно объяснил!
ДРАУЛЕ. Мой-то Николаев вчера интересовался, ты меня раздеваешь или я сама это делаю. Пристал, как репей. Жуткий тип.
КИРОВ (с опаской). Он меня что, подозревает?
ДРАУЛЕ. Подозревает? Да он давным-давно все знает! Думаю, еще с лужских времен. Ну, чего ты сидишь, как труп? Кстати, Николаев тебя еще и убить собирался: редкое дерьмо!
КИРОВ. Меня? Убить?
ДРАУЛЕ. Ну, да, тебя, а кого же? По-моему, вполне естественно. Какой бы он ни был, мой Николаев, у него тоже есть гордость. Ему дай волю – он и меня пристрелит, собака. А лучше бы – нас с тобой вместе. Одной пулей – хотел бы?
