Весь день шла горячая подготовка к операции. Работа предстояла рискованная. Комиссар побеседовал с коммунистами и комсомольцами. Задача одна: быть впереди, на самых опасных и решающих участках. Нечего греха таить, кое-кто сомневался в успехе. Я не стеснялся своей назойливости: советовал, как вести себя в бою.
Еще раз душевно обратились к каждому бойцу. Паника или нарушение дисциплины могли нанести ущерб делу. Во всем отряде тщательно готовились оружие, боеприпасы. Конечно, оружие у нас было неважное — многие все еще пользовались ржавыми винтовками, добытыми со дна озер и речек. Учились ползать по-пластунски. Рассказывали, с кем будем иметь дело: еще ранее Поворов передал, что среди летчиков много бывших „кондоровцев“, жестоких асов, бомбивших мирное население Испании. Некоторые из них были отмечены Золотым испанским крестом — высшей наградой.
В 18 часов я построил весь личный состав и разъяснил задачу. Отряд разделили на две группы. Одну возглавил я, а вторую — комиссар Гайдуков. Нелишне заметить, что в начале июня Гайдуков привел в Бочары так называемый отряд малиновцев в составе девяноста человек. Это было серьезное пополнение. Теперь наш объединенный отряд представлял собой крупное соединение. Но вот и настали боевые часы. Когда мы двигались, тучи закрыли небо, пошел дождик. Мы радовались непогоде. Шли тихо, ни возгласа, ни огонька от цигарок, все чувствовали ответственность.
По нашим расчетам, группа Гайдукова заняла исходное положение. Моя группа в два часа тридцать минут подошла к санаторию. Тишина. Беру ракетницу. Холодный огонь взметнулся в темное небо: сигнал к бою. Винтовки, автоматы, пулеметы, минометы одновременно открыли огонь. Умелая маскировка надежно прятала партизан от глаз противника. Огонь! Огонь! Огонь! Был подожжен сарай, и гитлеровцы оказались в свете пожара. По ходу боя было заметно, что мы одерживаем верх.
От неожиданности, как и предполагалось нами, немцы выпрыгивали в окна, выскакивали во двор в нижнем белье, многие даже без оружия. Метались из одной стороны в другую. Санаторий горел. Сквозь шум и треск пожара слышались крики. Кто-то пытался командовать. Немцы недружно стреляли. Но деваться им было некуда: дым и огонь выгоняли затаившихся по углам и коридорам, и все падали сраженными. Но вот крики замолкли, только слышался треск пожара. Теперь мы принялись за уничтожение машин, находящихся возле санатория. Солдаты охраны куда-то попрятались и открыли огонь, когда мы стали отходить. В этом бою мы потеряли одного человека — Костю Емельянова. Разрывная пуля распорола ему живот.
