Фреи не плачут, или Оставьте принца себе | страница 21
— Два часа до рассвета. Ты потеряла сознание по дороге сюда. Мы с Киевеном нашли тебя и подняли в комнату. У тебя вся спина была в крови, — пояснил носатый.
— А сейчас что?
— Там татуировка. Она была сначала вырезана кинжалом, а потом выжжена ядом пустоцвета.
— И что там изображено? — спросила, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Пустоцвет. Всего одна капля его сока, и любой дракон умрёт.
— Ты и так прекрасно знаешь, что там изображено. И даже то, кто это сделал, — раздался приятный женский голос. Омелия.
— Если зверь умер, я уничтожу твоего племянника, — прошипела в подушку, но призрак меня услышала.
— Не волнуйся, с твоим драконом всё в порядке. Ты воительница. На нас не действуют яды. Кроме временного физического дискомфорта, они не приносят ничего. И это только самые сильные настойки.
— Какое счастье, — протянула я с явным сарказмом и переключилась на Риззена: — Чего ты там всё месишь?
Дроу молча отвернулся от окна, подошёл к своему брату и снял с него рубашку, под которой скрывался тугой бандаж. Он был пропитан кровью.
— Старая рана, — пояснил Риззен, снимая бинты и щедро смазывая огромный кровоточащий рубец чем-то склизким и дурно пахнущим.
Я лежала и рассматривала глубокий порез, проходящий через всю грудь Киевена ровно по горизонтали. В памяти всплыл запрещённый ритуал, в котором точно также вспарывают тело жертвы.
— Скажи, Риззен, а у тебя настоящие глаза? — тихо спросила я, уже зная ответ. Дроу вздрогнул от вопроса и вскинул голову, встретившись со мной взглядом. Теперь я чётко видела, что фиалковые радужки были совершенно неподвижны. В этом и есть причина того, что Риззен сразу увидел во мне нелюдя. Он смотрит только магическим зрением.
— Не жалей нас, — тихо попросил, отворачиваясь.
— Было бы из-за чего. Рану можно залечить, а зрение — не слишком большая потеря. Таких, как ты, по миру сотни тысяч ходят и ничего, живут себе счастливо.
С этими словами я спустилась с кровати. То, что на мне вместо платья была мужская рубашка, совсем не смущало. Сейчас важнее всего было залечить рану Киевена. Пусть я и сказала, что это возможно, на самом деле не до конца была в этом уверена. Я знаю, как это сделать, но не имею никакого опыта. Если ошибусь — в лучшем случае останусь с этой раной на всю жизнь. О худшем думать не хотелось.
Сев напротив дроу, я начала плести заклинание. Руки мелко дрожали, и сердце колотилось в горле.
— Стяни края раны пальцами, пожалуйста, — сказала я Омелии, которая уже догадалась, что я собралась делать. На вопросительный взгляд Риззена ничего не ответила, сосредоточившись на собственных ощущениях.