— Я, ваше превосходительство… Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.
— Ну, полно! — поморщился толстый. — Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства — и к чему тут это чинопочитание!
— Помилуйте… Что вы-с… — захихикал тонкий, еще более съеживаясь. — Милостивое внимание вашего превосходительства… вроде как бы живительной влаги… Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил… жена Луиза, лютеранка, некоторым образом…
Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку.
Тонкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: «хи-хи-хи». Жена улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно ошеломлены.
1883
Впервые напечатано в журнале «Осколки», 1883, № 40, 1 октября. Подпись: А. Чехонте.
При включении рассказа в сборник «Пестрые рассказы» Чехов внес в характеристики действующих лиц существенные изменения: в журнальной редакции заискивающее поведение «тонкого» в основном вызывается начальственным окриком «толстого», а в тексте сборника пресмыкательство является чертой характера «тонкого», свойством его рабской натуры. Приводим конец рассказа в журнальной редакции:
«— Пробавляемся кое-как. Служил в департаменте „Предисловий и Опечаток“, а теперь сюда переведен секретарем по тому же ведомству… Здесь буду служить. Начальник, говорят, скотина, ну, да черт с ним!.. Уживусь как-нибудь. Однофамилец он твой. Ну, а ты как? Небось уже статский? А?
— Тэк-с… Так это вы, стало быть, секретарем ко мне назначены? — сказал басом толстый, надувшись вдруг, как индейский петух. — Поздно, милостивый государь, на службу заявляетесь… Поздно-с…
— Вв… вы? Это вы?.. Я, ваше превосходительство…
Тонкий вдруг побледнел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой… Сам он съежился, сгорбился, сузился… Его чемоданы, узлы и картонки, съежились, поморщились… Длинный подбородок жены стал еще длинней; Нафанаил вытянулся во фрунт и инстинктивно, по рефлексу, застегнул пуговки своего мундира…
— Я, ваше превосходительство… Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и в такие магнаты-с! Хи-хи-с…
— Не следует опаздывать-с…
— Извините-с, ваше-ство, не мог к сроку прибыть-с, потому жена вот была больна… Луиза вот… Лютеранка…
