С комсомольским приветом
Ваш Василий Козлов».
* * *
Путь от Алдана начался неудачно.
Ночью среди широкой равнины в моторе шестого трактора послышался стук, и взволнованный Воронов моментально выключил зажигание. Трактор стал.
— Что же было в нем, что стучало? — спрашивали Воронова Козлов и механики, но тракторист, только пожимал плечами.
— Стучало крепко, а что́ — не разобрал, — отвечал он.
Колонна остановилась. Пока механики возились с тракторами, Воронов взял топор и пошел рубить сучья.
— Я свой мотор уже хорошо изучил. Ему на морозе вредно стоять, очень даже тепло любит, — говорил он.
Вслед за Вороновым потянулись в рощу и остальные трактористы.
Четыре часа ушло на ремонт. И это вскоре после стоянки в Алдане, после того, как тщательно проверили и отрегулировали все машины!
Козлов и механики насторожились, снова проинструктировали трактористов, как запускать машины после длительной остановки, и начали еще более внимательно проверять работу моторов.
В дневнике у Козлова появилась новая небольшая запись:
«В тракторе № 6 из-за сильного мороза чрезмерно загустело масло в картере и прекратилась подача масла к подшипникам, из-за чего третий шатунный подшипник расплавился. Простояли 4 часа».
Только тронулись в путь — снова пришлось остановиться. Тут, видно, прошла пурга и так замела дорогу, что тяжелые сани начали проваливаться в снег. Высокие сугробы преградили путь колонне. Пришлось пустить тракторы налегке, чтоб прокладывали путь.
Словно ледоколы, шли машины, разрезая, отталкивая своей широкой грудью громадные сугробы сыпучего снега.
Чем дальше от Алдана, тем гуще становился лес. Начиналась тайга. Могучая, раскинувшаяся на тысячи километров. Летом здесь неумолчно поют птицы, носятся, прыгая с ветки на ветку, белки. Крадутся в поисках добычи лисицы, рыси, волки, медведи, россомахи. Летом тайга полна жизни, полна щебета птиц, шелеста листвы.
Сейчас тайга спит в безветрии. Недвижно, слегка наклонив ветки под тяжестью снега, стоят деревья. Кое-где лежат вырванные с корнем, изломанные бурею стволы.
Снегом замело лесные просеки, звериные тропы, и кажется, нет в тайге жизни в эту лютую пору. Деревья стоят тихие, молчаливые, величественные.
Колонна движется ровной, поднимающейся вверх просекой. Широкая, сверкающая под солнцем, переливающаяся огнями полоса снега совсем сливается с прозрачно-чистой голубизной неба, и кажется, что тракторы скоро, дойдя до невидимой линии горизонта, поплывут по спокойной голубой глади.
