Тогда Доготлуко открыл, кого они привели, и попросил милиционера еще раз пойти с требованием, чтобы начальник явился сам.
На этот раз пришлось ждать довольно долго. Наконец из темноты появилась тщедушная фигура начальника. Не обращая никакого внимания на Доготлуко и Тыху, он, — словно речь шла не о знаменитом, остававшемся до сих пор неуловимым бандите, а о самом мелкоразрядном преступнике, — небрежно сказал милиционерам:
— Арестованного заключить в тюрьму, а лошадь поставить в конюшню.
Не удостоив даже взглядом двух парней, ошеломленных столь холодным отношением, он вошел к себе в угрозыск. Оба друга растерянно остались стоять посреди двора, не зная, что предпринять.
Четыре милиционера с готовностью окружили Дархока и отвели его. И гнедого коня взяли в конюшню. Вернувшись, милиционеры с нескрываемым восхищением и любопытством окружили странных ночных гостей, которые одни привели на поводу страшного бандита. Товарищеская теплота, одобрение и уважение чувствовались в их живом интересе к тому, как и где поймали бандита. Но друзья, взбешенные отношением начальника, бессознательно распространяли и на них свою обиду и отвечали на их расспросы холодно и односложно.
— Спроси-ка начальника, будет ли он писать акт о приеме бандита? — угрюмо обратился Доготлуко к дежурному.
Милиционер с готовностью исполнил просьбу и скоро показался на крыльце.
— Заходите!
Щупленький рыжий человечек сидел за большим ободранным конторским столом. Лицо у него было сильно помято, под глазами, мутно-красными, темнели синеватые отеки, словно куски слоеного теста. Мельком взглянув на парней, он снова опустил голову, делая вид, что поглощен чтением какой-то бумажки.
Тыху остался у дверей, а Доготлуко прошел дальше и остановился подле стола начальника. Так простоял он некоторое время, молча смотря на уткнувшегося в бумажку начальника. Затем спросил его с ядовитой неприязнью:
— Ну что ж, товарищ начальник, акт будете писать?
Начальник поднял голову, словно сейчас только заметил присутствующих, и некоторое время молча рассматривал Доготлуко. Затем небрежно откинулся на спинку стула, вытянул ноги под столом и, не спеша, извлек из кармана серебряный портсигар. Сунув длинную, дорогую папиросу в рот, он, наконец, заговорил, не спуская с Доготлуко ледяного взгляда:
— Да, собираюсь составлять протокол на вас обоих!..
— За что же это? — вырвалось у Доготлуко, не ждавшего такого оборота дела.
— А за то, чтобы вы не в свое дело не совались, — отчеканил начальник, резко выпрямляясь на стуле.
