. Негодяи! Ах, негодяи! Кому-нибудь показывали?
Ершов усмехнулся, пожал плечами: мол, вот что вас волнует.
Комиссиями замучают. (Убрал бумагу в ящик стола.) Мы получаем детей не с небес, не из рождественской сказки — вы это знаете не хуже меня, — живых, реальных, тех, что дает школа, со всеми их достоинствами и недостатками. Между прочим, во время вашего отсутствия они ходили к Глушко, пытались попасть на прием. К счастью, Николая Сергеевича не было — уехал в командировку.
Пауза.
Ну, что же вы молчите?
Е р ш о в. Все, что мог, сказал, больше нечего.
М а р у н и н. Тогда я вам скажу: сейчас вы, как никогда, нужны группе. Они там, кажется, все переругались. Вы знаете, какую роль в истории Горохова сыграли Селезнев и Белых. Одни осуждают, другие оправдывают…
Е р ш о в. Да имеют ли они вообще право судить! Эти двое только довели до конца подлость, которую задумали все.
М а р у н и н. В конце-то концов виноваты оказались не все…
Е р ш о в. Я виноват, один. Не справился. Все. С самого начала решил: не выйдет с Гороховым — обратно на завод.
М а р у н и н. Принцип?
Е р ш о в. Принцип.
М а р у н и н. Уважаю принципы. Но принцип, возведенный в абсолют, очень часто оборачивается беспринципностью. Знаете, на что похоже сейчас ваше поведение? На дезертирство.
Е р ш о в. Это не так.
М а р у н и н. Извините, Родислав Матвеевич, но с моей точки зрения это выглядит так. В группе у вас тридцать человек. В конце концов, в каждом деле есть неизбежный процент отхода.
Е р ш о в (кричит). Мы не пылесосы делаем, не тракторы! Их можно на переплавку, под пресс! А детей куда? Тоже под пресс? В утиль? На свалку? Куда?
М а р у н и н (кричит). Хватит демагогии! Слушать противно. Хватит в облаках витать, спуститесь на землю. Я не бог. Мы живем в реальном мире, а он бывает жесток, груб, несправедлив. Но мы все равно должны делать свое дело. Должны! Вы на кого, собственно, обиделись — на меня или на своих учеников? Если на учеников — глупо, если на меня… Вы коммунист, вас партком сюда направил, — боритесь, жалуйтесь.
Е р ш о в. Жаловаться не на кого, разве что на себя самого. Может быть, это самое трудное дело на земле — быть воспитателем. Не смог научить самому главному. Не тяну. Нет у меня педагогических способностей.
М а р у н и н. Я, по-вашему, кто — Сухомлинский? Где их взять — Сухомлинских? Давайте все разбежимся, потому что мы не Макаренко, не Ушинские! Ладно, хватит дурака валять, вы нужны не мне, а ребятам, вашим ученикам. Уйдете, они обвинят в этом Селезнева и Белых. Скажут, из-за них. Хотите, чтоб этих тоже пришлось разыскивать с милицией? Вы им нужны. И они нужны вам. Вы ведь жить теперь без них не сможете!
