С чего он решил излить душу первым встречным?
Может потому что рассказывать некому. Находиться в тылу врага, и понимать, что ни в коем случае нельзя демонстрировать чуткость и способность любить. Тем более людей. Дается это так же тяжело, как необходимость в рамках общества вести себя по требованиям других, а не по собственным предпочтениям.
Проникнувшись к Барвэллу сочувствием, я решил дослушать историю до финала.
— Кто-то из деревенских заметил меня в Ашвице. И доложил Гору, — Барвэлл в сердцах стукнул Гора по наплечнику кулаком, и наплечник рассыпался на кусочки. — Этот урод лично сжег дом Гвендланы, а я был вынужден делать вид, что мне все равно. Она мне в глаза смотрела, плакала, но ни слова не проронила. Притворилась, что мы не знакомы. Ей было известно, что я помогал людям. Она не хотела, чтобы я ее защищал. И мне пришлось…. — Барвэлл побледнел, вспомнив что-то очень страшное. — Убить её, — он поднял на меня взгляд. И взгляд у него был такой, будто бы Барвэлл безмолвно спрашивал, заслуживал ли прощения. Ему стало до одури отвратительно от признания в содеянном. Отвращение я увидел у него в глазах. Лицо его оставалось гладким, но душа говорила: «Я ненавижу себя. Простишь ли ты меня, бескрылый ангел? Простишь ли?» Не передать, как грустно мне стало. В груди гнусно защемило, и захотелось утешить Барвэлла, но я не стал. Это была уже не история, а исповедь. — Я струсил. Струсил ее защитить. И теперь ненавижу себя за это. Мне стоило отдать жизнь.
— Вы не струсили, — вмешалась Маша, и с сочувствием положила руку Барвэллу на плечо. — Гвендлана знала, что вы помогаете людям. Она хотела, чтобы вы продолжили спасать жизни.
— Моего греха это не умоляет.
— Вы бы умерли, и не смогли бы помогать людям, — Маша без устали пыталась подбодрить Барвэлла. Она всегда была такой. Ее стремление поддерживать всех и во всем до Цивсау оставалось мне непонятным, но теперь ее душа стала более открытой и ясной.
Я же боялся эмпатии, и считал ее гадкой. Но не потому, что не хотел никого поддерживать, хотя раньше так и было, а потому, что не умел этого делать. Так же, как не умел делать комплименты. «У вас прекрасная прическа. Сами стриглись?» — вспомнилась фраза из фильма, дававшая мне отличную характеристику.
Но у неприязни к эмпатии имелись и другие причины. Взять ситуацию школьных времен, когда Витька с первой парты должен был получить от всего класса за попытку защитить себя от травли. Он с моей помощью сбежал из школы, а когда выяснилось мое участие, то всем классом поколотили уже меня, и Витька был в числе тех, кто колотил, чтобы его не трогали. Саша Гревцев тогда заступился за меня.
