Я с огромным удовольствием разжевывал мягкое мясо и золотистую хрустящую корочку. Чувствовать мясные волокна на языке — сказка. У меня рот слюной моментально наполнился. Обглоданную косточку положил на тарелку, и удовлетворенно выдохнул. Маша же не торопилась. Она ела изящно, медленно, откусывая небольшие кусочки и тщательно их прожевывая. При этом почти не пачкалась.
Как у нее так получалось? До сих пор не понимал.
Барвэлл терпеливо дождался, когда мы насытимся, и, когда Маша оставила косточку на тарелке, сказал:
— Мы можем хорошо относиться к людям. На моем примере это видно. Но, к сожалению, у Алландела намного больше последователей, а противники его правления крайне малочисленны. Среди ангелов. Я — один из них.
Интересно. Можно было догадаться, что оппозиция существовала в Антерре, но чтобы вот так, среди ангелов…. Удивительной казалась способность ангелов к состраданию, верилось в нее слабо, но интерес Барвэлл вызвал. И мой, и Маши.
— К чему вы клоните? Вы хотите свергнуть Алландела?
— Не только я. Мы помогаем «Серым перьям» тайно бороться с его режимом. Вытаскиваем из Цивсау заключенных под видом убийства. Вывозим в лес, а там отпускаем в Скид, чтобы укрепить «Серые перья». Конечно, это добровольно, — пояснил Барвэлл, сделав глоток чая, и поставив чашку на стол. — Но после пережитого в Цивсау желающих уйти на вольные хлеба остается мало. Я помогу тебе и твоей возлюбленной сбежать.
— Но бегство меня не устраивает, — вмешался я. — Мне хочется перевернуть это место вверх дном. Хочется, чтобы сбежали все.
— Хочешь поднять бунт? — Барвэлл вскинул брови. — Мне еще никто такого не предлагал. Но есть сложность — если лагерь разрушить, то будущих военнопленных разбросают по другим лагерям, где я уже не смогу помочь им сбежать. А так хоть кто-то спасается. От десяти до двадцати человек в сутки.
— А так можно спасти хотя бы тысяч 5. Разом. Да и никто не разрушит ваш лагерь. Можно подумать, Таламриэль не захочет отстроить свой маленький рай снова. Уверен, заключенным не нравится так жить, и они лучше попытаются сбежать, чем погибнут в муках.
— В людях сильна воля к жизни, — поспорил Барвэлл. — Не к свободной жизни. А просто к жизни. Другими словами — они боятся смерти настолько, что готовы умирать в муках и в каторжных условиях.
— Так, а зачем вы нас сюда позвали?
— Чтобы помочь уйти со следующей партией беженцев. Вы с крыльями. И вам тут долго не прожить. Потому вы нуждаетесь в помощи в первую очередь.
