- Мне нужно подумать и прочесть договор.
- Конечно, но решайте быстрее, у нас есть уже десять добровольцев, и вы можете не успеть. Я отправлю вам всю документацию на почту. Если надумаете, просто поставьте свою электронную подпись.
Из офиса Парагона я вышел в смятении. Подсознательно я чувствовал подвох, но выбора у меня, действительно, не оставалось. Они это знали, и я это знал.
В палате неприятно пахло. Лекарствами и мочой. Отец выглядел скверно, краше только в гроб кладут. Здоровый в прошлом мужчина, высокий и статный, лежал, накрытый тонким одеялом. Волосы выпали из-за химеотерапии. Кожа землистого цвета. Похудевший до состояния жертвы концлагеря – тяжело есть, когда тебя постоянно тошнит из-за химии, а опухоль забирает все силы. Только пронзительные голубые глаза составляли всё его сходство с прежним – здоровым обликом.
- Олег, ты не ответил мне, где ты деньги нашёл? – отец хмурился, и это простая эмоция, казалось, забирала у него все силы.
- Пап, все в порядке, мне дали кредит.
- Не нужно мне врать, а? Кто тебе кредит даст? Я-то знаю, сколько стоит лечение. Под опель тебе его дадут что ли, ага, догонят и ещё дадут, - буркнул он.
- Ты прав. Я не хочу тебя обманывать, но говорить не буду, - кафельный пол занимал всё моё зрение.
- Батя тебя любит, а ты его бесишь. А мне нервничать нельзя, - он улыбнулся уголками губ. Ну хоть не криминал?
- Нет, всё законно.
- И то слава богу, - заметное напряжение отпустило его.
- Я тебе апельсинов принёс, - попытался я сменить тему.
- Спасибо, брось на тумбочку. Он вздохнул, - корейцы или немцы?
- Корейцы. У них процент выживаемости выше.
- Ну и как я с ними говорить буду?
- Бать, тебе говорить ничего не надо будет, пальцем ткнёшь в живот, закрыл глаза, открыл глаза, проснулся здоровым человеком.
- А как я медсестёр кадрить буду, если я не говорю по-ихнему, - отец храбрился.
- По их.
- Я в тебя щас апельсином кину, балбес.
- Жестами. Будешь им подмигивать и приглашающе руками делать, поправьте мне, мол, подушку, очень неудобно.
Отец засмеялся. Его задорный смех вызывал одновременно и радость, и тоску. Кажется, последний раз он так смеялся до диагноза.
- Смотри, найду себе там невесту, будет у тебя брат раскосый, жалеть будешь, что к немцам не отправил.
- Ничего, переживу.
- Иди давай, скоро местная домомучительница фрекен Бок придёт, на процедуры меня везти. А она, скажу тебе, дружище, как три корейские медсестры в обхвате. Не забалуешь.
Из палаты я вышел полный решимости. Нужно будет, просижу в капсуле и два года, но отец у меня снова на ноги встанет.
