— Я тебе покажу «долой царя»! С веревкой на шее покричишь!
Но в его голосе слышалась не только ненависть. Слышалось и другое — страх перед тем, что готовится в городе, отчаянный страх за себя самого.
Их разняли. Елкин и его приятель бросились к двери.
— А теперь и ты скорей уходи, — сказали Дунину. — Хозяин за посуду не спросит.
— Ладно, ладно, чего там, — махал руками хозяин. — Только уходи поскорее!
Дунин прошел через трактирную кухню во двор. Но второй выход оказался заколоченным. Дунину пришлось вернуться. Он шепнул жене: «Ну, Катя, теперь возьмут». У ворот стоял Елкин с городовым. Попрощаться Дунину с женой не дали. Когда его уводили, он нащупал в кармане пальто две сайки, которые они купили к чаю. Жена незаметно засунула их. Он обернулся, но уже не увидел ее, а Елкин ткнул его в спину.
А когда остановился завод, арестовали на митинге и Бурова.
6. На Новгородской площади
Вечером того дня, когда царский поезд метался от станции к станции, в поселке еще ничего определенного не знали. Правда, собирались на Новгородской площади возле завода, но, собираясь, ловили считанные минуты — те минуты, когда с завода звонили в казачью сотню.
Слухи расползались по поселку, уже не такие, как прежде, а гораздо острее, от которых дух захватывало. Дома никому не сиделось, хотя и знали, что могут нагрянуть казаки. На площади оставались долго, а цокота подков не было слышно. Стояли небольшими группами устьевцы, знавшие друг друга по цеху или не знавшие вовсе, и вели негромкий разговор. Все были возбуждены ожиданием перемен, которые (не знали, а чувствовали) неминуемо должны были свершиться.
Федор Воробьев понимал, что Бурову и Дунину удалось бы сейчас объединить эти группы в одну силу. А он, что он сумеет сделать?
Федор Воробьев наскоро совещался с молодыми товарищами.
— Надо с народом говорить, — повторял он, — а какой я оратор! Надо говорить о самом важном. Что там Дружкин говорил?
Дружкина часто видели со студентом Козловским.
— Что генералы на фронте плохие:
— А к чему это он?
— Ну, понятно, дядя Федя. Раз плохие, так плохие. Слишком много народа кладут.
— Не до конца вы поняли, ребята. Выходит, что он против плохих генералов, но за войну. А мы? Надо отвечать Дружкину. Родион ответил бы, Филипп тоже.
Он припоминал все то, чему его с конца прошлого года учил Буров. Вспомнил он листовку, про которую Родион говорил, что она написана в Швейцарии замечательным человеком. Как били в сердце эти слова о войне! В сердце каждого простого человека откликнутся они.
