К этому времени поселок разросся. Завод стоял на каналах. Один, широкий, как озеро, выходил наружу за ажурные решетки и терялся вдали. Мимо завода вели железную дорогу на Москву. Итальянский зодчий построил красивый собор на площади. Возле собора и прогнали сквозь строй две сотни человек — по одному из пяти. Это было наказание за претензию.
Лет через двадцать после первой претензии, поданной начальству от тысячи людей, прочли в поселке первую запрещенную книжку «Хитрая механика. Правдивый рассказ, откуда и куда идут мужицкие денежки». Читали ее, отправлялись тайком в пустоши на другой стороне широкого, как озеро, канала. И как читали! Бывало, вскочит кто-нибудь, да и поднимает руки к небу: «Ребята, да это ж, да это ж…» И слов не хватает у него, чтобы передать волнение, которое разбудила в его душе нехитрая правда тоненькой книжечки.
К концу века в этом доме на отлете, что стоит на проселке, ведущем к Московскому тракту, там, куда два века тому назад привели работных людей, незаметно поселился приезжий из столицы. Звали его Евгений Петров. Он поступил в завод на работу. Тогда и появился в поселке первый кружок социал-демократов. О том, что работает такой кружок, завод известила первая прокламация, наклеенная на заборе. По одному подбирал людей руководитель кружка. Приходилось бороться за кружок и не с одной полицией, это было сравнительно просто, — но и с теми, кто превосходил Евгения Петрова начитанностью, умением излагать свои мысли. И последнее было очень трудно Евгению Петрову.
Сюда приходил для споров учитель начальной школы, болезненный, нервный человек, желавший кружку добра, но желавший по-своему.
— Куда вы их ведете? — горячился учитель. — Подумайте об этом.
— На широкую дорогу. К политической борьбе.
— Красивое слово.
— Нет, не слово. Это сущность движения.
— Ни движения, ни борьбы еще нет. Есть только, вернее, был ваш союз борьбы… как?
— Да вы же отлично знаете. Зачем так говорите? Да, «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»! — Петров начинал терять терпение.
Учитель брал Петрова за отворот пиджака и начинал говорить примирительно:
— Послушайте, мне ли не знать устьевцев. Они не хуже и не лучше, чем на Обуховском, на Путиловском. В Обухове мой отец учительствовал, а я здесь. Мы же коренные учителя при таких поселках.
— И попы бывают коренные. Ну, так что ж? — В спор вмешивался молодой развеселый парень — подручный из механической, Дунин. Учитель только косился на него. Ах, эта молодость! Она была просто оскорбительна для человека, много читавшего, много думавшего и даже побывавшего на накопленные годами деньги в Германии. Дунин вынимал из кармана газету «Рабочая мысль».
