Я родился в этих краях, на берегу Онона. Брод, которым пользовались во времена моего детства, сохранился и поныне. Река всегда вызывала во мне благоговейный трепет. Еще бы! К ее зеленоватой прозрачной воде склонялись лица древних монгольских богатырей. Мать в детстве наказывала мне всякий раз при переправе бросать в реку мелкие монетки. Они, верно, до сих пор покоятся на дне Онона. Река эта постоянно будоражила мое воображение. У нас издревле так повелось: ты можешь не верить в бога, но обязан боготворить землю, на которой родился, и воду, которой тебя омыли. Для меня Онон словно живое существо, а порой река представляется мне зеркалом, в котором отражаются человеческие судьбы…
В самый разгар весны 1923 года караван, возглавляемый знатным хоринским бурятом Дунгаром, достиг берегов Онона. Гу́лба[1] Дунгар ехал в передовом обозе, состоявшем из четырех конских упряжек. Сам он сидел на повозке с плетеным верхом, именуемой «бурятский ходок». При нем находились жена и единственная дочь. За его повозкой следовали три возка с грузом, вверенные заботам обнищавшего ламы Цэрэнбадама. Гулба о чем-то сосредоточенно размышлял и лишь изредка похлестывал своего белого коня длинным ивовым хлыстом; у него было желтое, обрюзгшее лицо с редкими бровями, на висках отчетливо выделялись серебряные пряди. Он уныло поглядывал на остающуюся позади черную раскисшую землю, изрытую следами конских копыт. В глубине возка, откинувшись на мягкую подушку, дремала жена Дунгара Хандуумай, закутанная в старую соболью доху. Это была красивая бледнолицая женщина с тугими черными косами, заколотыми золотыми шпильками. Продетые в уши крупные кольца золотых серег мерно покачивались. Дочка гулбы шагала рядом с ходком, чтобы размять затекшие ноги. Ей шел всего лишь шестнадцатый год, но это была вполне взрослая девушка, высокая и сильная. Ее большие круглые глаза, затененные длинными ресницами, с живым любопытством поглядывали по сторонам. Лицо у нее было смуглое, нос — прямой и узкий, а губы красиво изогнуты. В ней чувствовалась примесь какой-то чужой крови.
Рядом с дочерью Дунгара шла ее подруга Сэмджид. Они почти ровесницы. Сэмджид старше всего на два года. Это коренастая, крепко сбитая девушка с широкими скулами и крупным приплюснутым носом. Большие продолговатые глаза и полные губы не оставляли сомнения в том, что перед вами чистокровная бурятка. И одеты девушки были совсем по-разному. Дочка гулбы носила юфтевые сапожки на коже, а Сэмджид — мягкую обувь, так называемые бойтоки, из сыромятной кожи, прикрученные к ногам ремешками. У себя на родине девушки едва замечали друг друга, но за время долгого пути успели подружиться.
