Лоуренс, будто угадав ханские мысли, поднял голову, оторвался от еды.
— О чем, мой хан, задумался? — рассмеялся англичанин.
— Разве все у меня устроено, что не осталось, о чем подумать? — в тон ответил Джунаид-хан и тут же подосадовал на себя: как мог забыть, что этот гяур умеет читать чужие мысли?
Лоуренс не удостоил ответом, поднялся с ковра, направился к двери. Следом за ним услужливо бросился один из сыновей бая, показывая дорогу во двор. Англичанин спустился со второго этажа, вышел за ворота — Джунаид-хан, подойдя к окну, молча наблюдал за Лоуренсом — и, на ходу развязывая тесемки узких туркменских штанов, стоя, не присев на корточки, как обычно делают туркмены, стал… мочиться. На виду всего аула, не преклонив коленей. Так ведут себя только неверные, особенно в побежденной стране. Байский сын, почтительно сопровождавший гостя, ошеломленный его хулиганской выходкой, шарахнулся назад, в дом, но, опомнившись, вернулся, топчась поодаль. Англичанин, сделав свое дело, как ни в чем не бывало поднялся в дом.
Не помыв руки, Лоуренс снова сел за дестерхан и принялся за второй шампур. Джунаид-хан не находил себе места от стыда: «У этих нечестивцев нет понятий о чистом и поганом. Они могут с постели взяться немытыми руками за хлеб… А во сне человек невольно протягивает руки к поганым частям тела. А этот, прости аллах, пир погаными руками уплетает за обе щеки. Подавись, гяур несчастный!»
Хан, заметив, как в холодных глазах Лоуренса мелькнула усмешка, понял, что тот ведет себя так умышленно. С чего бы?.. Джунаид-хан собирался поговорить с Лоуренсом начистоту, но хозяева ни на минуту не оставляли гостей наедине. Разговор пришлось отложить.
Утром к байскому дому подали лакированный фаэтон, и гости в сопровождении хозяина поехали на причал. Здесь их на большом баркасе ждали бородатые рыбаки. Еще с вечера хлебосольный бай распорядился закинуть в море сети, — как раз через эти места, на нерест, к устью Атрека, шел сазан, и хозяину дома хотелось позабавить своих именитых гостей.
Бай с гостями и тремя рыбаками уселись в баркас, и он легко заскользил по зеленой морской глади, направляясь в сторону устья реки, расположенного на советской территории. Шли с предосторожностями — упаси, аллах, угодить ненароком в руки красных пограничников! Не вторгаясь в чужие воды, остановились, заглушили мотор. Рыбаки стали проворно выбирать сети.
Лоуренс внимательно вглядывался в серую кромку берега — там простирались земли Советского Туркменистана. И удивительно, что этот чужой край, с которым у него были некогда связаны радужные мечты, планы, не вызывал у него никаких эмоций, если не считать того, что только один раз его тонкие ноздри чуть вздрогнули, словно у гончей собаки, почуявшей близко дичь. Сейчас он был далеко отсюда, его голову занимали другие мысли…
