Тени «желтого доминиона» | страница 4
Курреев немало удивлял Таганова. Как-то на допросе Каракурт неожиданно кинулся к окну. Но Ашир спокойно отнесся к его выходке — кабинет находился на третьем этаже, окно зарешечено густой сеткой. Курреев прижался лицом к сетке и, шумно потянув ноздрями воздух, проговорил:
— Чуреком пахнет… Я не ошибся?
— Нет, не ошибся, — Таганов указал глазами на стул, предлагая Куррееву вернуться на место. — Вокруг нашего здания жилые кварталы. У некоторых во дворе тамдыры…
— В городе — тамдыры? Как в Конгуре…
— Нас это не удивляет. Никакой магазинный хлеб не может сравняться с чуреком, испеченным вручную. Для кого-то это экзотика, для другого же — родной аул, откуда начинается его родина… Там он родился, вырос, там жила его мать, руки которой пекли для него чурек.
— Я забыл вкус туркменского чурека, — Курреев опустил голову. — Столько лет прошло…
Таганов вытянул ящик письменного стола, достал сверток и протянул его Куррееву.
— Ты принес мне чурек?! — Курреев, быстро разворачивая сверток, ощутил сквозь бумагу тепло свежеиспеченного хлеба. — Целый чурек. Можно, я попробую только? Сил терпеть нет.
— Это Айгуль испекла, — Таганов кивнул. — Она знает о тебе. Только детям пока не говорили.
— Айгуль?! Она знает, говоришь? Значит, не забыла? — Курреев застыл с поднесенным ко рту кусочком хлеба.
— Как видишь… Это ты, Нуры, забыл.
— Не забыл я! Нет, не забыл! Клянусь аллахом! Пусть мраком станет для меня светлый день.
— Без истерики, Нуры. Ешь лучше!
Курреев неторопливо прожевал кусочек, второй, завернул чурек в бумагу, стряхнул крошки с брюк. Заметив укоризненный взгляд Таганова, тихо произнес:
— Я что-то сделал не так, Ашир?..
— Забыл, как свят хлеб в народе? Какой же туркмен хлеб под себя бросит? Пусть даже крошки. Забыл притчу старого Аннамурата-ага? Про чабана, обронившего в песок кусочек хлеба. Как долго искал… Да и мудрено отыскать, песок ведь. А дело было под вечер. Чабан заприметил то место, воткнул, как вешку, свой посох, чтобы с рассветом поискать снова. Утром — хоть и далеко уходил, но вернулся, а там, видит, — посох, воткнутый в песок, стал золотым.
— Вспомнил, Ашир… Да. Я жил среди таких, кто по-людски и хлеба не ел, а если и ел, то не знал ему цены. — Курреев опустился на колени, подобрал с пола хлебные крошки.
— Надеюсь, ты помнишь хорошо? Двадцать восьмой год. Я напомню тебе… Иран, старый караван-сарай в горах. Твоя первая встреча с Вилли Мадером. Так в какую националистическую организацию ты вступил тогда по его совету?
