— Знаю я, как ходить. Но ты ведь сам, Буянов, видишь, что идем не по Дерибасовской. Кстати, ты когда-нибудь был в Одессе?
— Пошли! — коротко бросает Буянов, не отвечая на вопрос Жоры.
Я тихонько спрашиваю у Ратникова:
— Ты тоже безотцовщина?
— Откуда ты взял?
«Вот взял», — подумал я. И опять та людская цепочка, на которую посыпались бомбы, возникла в моих мыслях ярко, зримо. «Мама!»
— Что ты сказал? — спрашивает Ратников.
— Послышалось тебе.
Обходным путем спускаемся вниз. Шилин спрашивает у Буянова, как мы вели себя на маршруте.
— Все шли нормально, — коротко отвечает Буянов.
— А он? — показывает на меня сержант.
— Подходяще. — Это любимое слово Буянова. — Подходяще вел себя Грач, — повторил он и вместе с сержантом начинает сверять карту с местностью.
Жора, положив ноги на камень, лежит на спине и мурлычет какую-то песенку. Потом, опершись на локоть, замечает:
— Заберемся мы под облака, а там никакого «противника» нет. Вот обидно будет!..
— Сам знаешь, Жора, «противник» условный, — отзываюсь я. — Не волнуйся попусту, покричим «Ура!», «Ура!» и пойдем в одну столовую принимать пищу, а потом в одну казарму отдыхать.
— Условный! — смотрит на меня Ратников. — А вот горы самые настоящие, и мы самым безусловным образом поливаем их своим потом.
— Что, на выдох идешь? — Мне делается почему-то весело.
— Кто? Я?! — поднимается Жора. — Анекдот! Я же из Одессы, парень морской закалки. — И он тихонько поет: «Шаланды, полные кефали, в Одессу Жора приводил…»
— Не Жора, а Костя, — замечаю я.
— Э-э, что ты, Грач, понимаешь, — отмахивается он от меня, как от дуралея, полного неуча. Так я понял Ратникова. «Ну ладно, Жора, учения еще не окончились. Так ты погоди отмахиваться…»
…На очередном отрезке маршрута продвигаемся цепочкой. Подъем настолько крутой, что кажется, будто земля дыбом становится. Впереди меня идет Жора. Иногда он оборачивается, и я вижу его лицо, все в капельках пота, но по-мальчишески задорное. И все же я слежу за Жорой. Вот круглый камень выскользнул у него из-под ног, и Жора как подкошенный упал на меня, больно ударив в грудь автоматом, — даже дыхание перехватило.
— Ушиб? — спрашивает Шилин.
Я не вижу сержанта, слышу только его голос: расплывшиеся перед глазами желто-красные круги мешают рассмотреть командира отделения.
— Ничего, пройдет, — наконец произношу с трудом.
Отдыхаем в кустарнике. Шилин разрешает открыть консервы, поесть. Сам он сразу принимается раскладывать карту. Буянов сидит между мной и Жорой Ратниковым. Вид у него спокойный и бодрый — не скажешь, что он находится уже пять часов в пути. Сейчас лекцию придумает. Сейчас, сейчас… Но Буянов молчит. Съев консервы, Жора открывает флягу с водой. Но, прежде чем сделать несколько глотков, шутливо упрекает меня:
