…Эпоха Брежнева не приняла стиль работы Куницына, предполагавший открытую поддержку всего талантливого и честного в искусстве, поскольку именно такое искусство прежде всего и помогает обществу в целом развиваться нормально не только в духовном, но и в материальном воплощении.
Эпоха безграмотных и ограниченных руководителей СССР потащила великую страну к пропасти, прикрываясь как фиговым листком лозунгами о коммунизме и ничего не смысля в настоящем марксизме, не зная его и боясь, насаждая в «науке о марксизме» догматизм и начетничество, поощряя ортодоксов и идейных лакеев, обслуживающих полуграмотную «партийную верхушку» в их циничной демагогии.
В газете «Правда», куда «сослали» строптивого работника, Куницын продержался недолго, но и здесь успел опубликовать как редактор отдела литературы и искусства немало материалов, идущих вразрез с уже ясно обозначившейся политикой «подавления» любого инакомыслия в сфере культуры и гуманитарного знания, не совпадающего с «политикой Коммунистической партии», на практике все дальше отходящей от принципов, когда-то воодушевивших массы людей на построение «нового общества свободы и справедливости».
…В 1968 г. Куницына (по указанию Л. И. Брежнева) убирают из «Правды» — формально за то, что он (единственный из присутствующих!) голосует на редколлегии против увольнения из газеты Л. Карпинского и Ф. Бурлацкого, посмевших опубликовать в «Комсомольской правде» острую и честную статью о театральной цензуре.
В том же году из ЦК санкционируется провал защиты докторской диссертации Г. И. Куницына в ИМЛИ им. Горького и затем он попадает под мстительный каток системы — блокируется выход книг, запрещаются любые публичные выступления на официальных собраниях, собираются в особую папку «добровольные» доносы… А ему всего-то сорок шесть лет!
Тогда он наконец-то прорывается к аудитории, о которой давно мечтал, — его «пригревает» музыкальная академия им. Гнесиных, где он читает студентам курсы по эстетике и истории философии, а затем приглашают и Литинститут, и Высшие литературные курсы.
Для Г. И. Куницына наступает новая пора творческой жизни — он высказывает в молодежных аудиториях свои основные мысли, в которых бушует, вырвавшись на свободу, его гражданский и научный темперамент, а студенчество платит ему доверием и горячим интересом, поскольку чувствует бесстрашие и искренность неистового профессора, добровольно отрекшегося от карьеры — ради свободы думать и говорить… На лекциях в «Гнесинке» и Литинституте аудитории набиваются битком, студенты приходят со всей Москвы — благородство и честность в «застойные времена» на вес золота, а профессор Куницын — из тех, кто судьбой доказал право говорить прямо в любой аудитории. За ним закрепляются клички: «цекист-расстрига» (по аналогии с протопопом Аввакумом) и «последний марксист в России» — в обеих есть свой резон; что касается марксизма, то его Георгий Куницын, с присущим ему упорством и талантом, изучил настолько глубоко и с бесстрашной непредвзятостью свободного от клановых пут человека, что открыто, напрямую, с глазу на глаз спорить с ним никто из идеологической обслуги «верхушки» не решался — его били в печати, перекрывая возможность там же ответить, и били тайно, загоняя в угол нужды и забвения…
