Асканазу было известно, что двинский колхоз часть своей продукции сбывал в городе и имел специальный ларек на ереванском рынке.
— А что же говорят профессора? — заботливо спросил он.
— А что они скажут, сынок? Я лучше их знаю свои болезни — старость и одиночество…
Вслед за Михрдатом в комнату застенчиво вошла небольшого роста пожилая женщина. Всем своим видом она словно говорила: «Лучше не замечайте моего присутствия».
Сатеник, жена Михрдата, была на пятнадцать лет старше мужа. Воспоминания о том, при каких условиях судьба свела их друг с другом, были для них одновременно и самыми тягостными и самыми приятными. Сатеник выглядела намного старше своих лет. Конец головного платка закрывал ей рот. Лишь блеск глубоко запавших глаз оживлял ее увядшее лицо.
Тотчас же встав с места, Асканаз подошел к хозяйке дома и почтительно пожал ее руку.
— Уж извини меня, тикин[4] Сатеник, за опоздание.
— Что ты, сынок, какие могут быть извинения… — тихо произнесла Сатеник и, целуя Асканаза в лоб, добавила: — Я всегда молюсь за тебя…
Придвигая стулья к столу, Михрдат обратился к Наапету и Асканазу:
— Милости прошу, пожалуйте, пора уже сесть за стол!
— А где же Габриэл? — спросил Асканаз.
— Э-э, мой Габриэл стал настоящим блудным сыном! — с добродушной улыбкой сказал Михрдат. — Не знает ни времени, ни часа.
— А ты еще Асканаза упрекал за опоздание! — вмешался Наапет. — И у тебя сын не лучше, как я погляжу.
— Асканаза все знают как аккуратного человека, поэтому мне показалось странным его опоздание. А наш Габриэл — жеребчик необъезженный, с него спрашивать трудно…
— Подождем еще немного! — прервал его Наапет и, взяв книгу с подоконника, стал ее перелистывать.
Михрдат не стал возражать.
— Что это ты читаешь? — заинтересовался Асканаз.
— Не читаю, просто так смотрю, глаза плохо видят. Но книга эта неподходящая для тебя. Ты лучше посмотри другие…
На широком подоконнике было сложено больше двух десятков книг. Перебирая их, Асканаз вполголоса читал названия: «Хаос» Ширванзадэ, «Ануш» Туманяна, «Избранные произведения» Исаакяна, «Самвел» Раффи, «Мать» Горького, «Раны Армении» Хачатура Абовяна, «О молодежи» Ленина, «Хаджи Мурат» Толстого, «Знакомые» Дереника Демирчяна…
— Это книги Габриэла, — заметил Михрдат.
Асканаз обратился к Наапету:
— А ты какую книгу смотришь, айрик?
— Она неподходящая для тебя.
Асканаз поглядел — Наапет держал в руках библию.
— А для тебя она, значит, подходящая?
— Ну, мое дело другое, приходилось ее в свое время почитывать. Вот попалась она мне здесь на глаза — дай, думаю, вспомню старое, посмотрю. Она, оказывается, на константинопольском наречии написана, а я не знаю его! Та библия, которую я когда-то читал, на эчмиадзинском языке
