— Боже упаси, Ашхен, что ты говоришь?!
— Ну, подумай, Асканаз: уже тысячу с лишним дней я замужем за Тартаренцем, и все это время душа моя голодала. Сейчас я только нянька, домработница и больше ничего. Я не смею думать о большем!
— Прости меня, Ашхен… Но мне попросту странно слышать от тебя такие слова!
— Знаю я, знаю, что ты хочешь сказать… В наше время, мол, недопустимо, чтоб женщина позволила себя так унижать?! Ведь я могу, не обращая внимания на запреты мужа, и продолжать образование, и найти себе подходящую работу, тем более что кое-какие способности у меня есть…
— Совершенно верно! Ты сама сказала то, что мог бы сказать тебе и я.
— Но в том-то и дело, дорогой мой, что у меня нет никакого желания изображать из себя страдающую героиню романа, разглагольствовать о своих правах, осуждать мужа. Я хочу, чтобы муж был другом мне, хочу, чтоб он поддерживал меня своими советами, чтоб я могла находить утешение в его любви. Вот уже три года я мечтаю об этом, и мечтаю бесплодно. Каждый день та же утомительная рутина, те же мелочные счеты. Что же мне делать — жить под одной кровлей с мужем, оставаясь чужой ему, или уйти от него?
Асканаз не знал, что ответить. Почувствовав его смущение, Ашхен быстро сказала:
— Я не жду от тебя ответа на мой вопрос. Я думаю лишь о моем Тигранике: ведь он одинаково привязан и ко мне, и к отцу. Как мне разрушить его веру в отца? На это я не могу решиться. Я чувствую себя связанной по рукам и ногам! Пойти на то, чтобы лишить ребенка отца, сделать его сиротой? Прежде я думала, что Тартаренц может измениться, но чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что вода из одного источника имеет один и тот же вкус… Этот человек создан для того, чтобы унижаться перед другими и унижать своих близких. Скажи, Асканаз, почему человек так несовершенен?..
— Ашхен, дорогая… Даже самый совершенный человек не лишен каких-либо недостатков.
— Это уж относится к области отвлеченных суждений, Асканаз. Ну ладно, извини меня, что в последний вечер я говорю с тобой о таких неприятных вещах. Сердце у меня переполнилось, хотелось излить свое горе. До последнего времени меня останавливало то, что я затруднялась доверить кому-нибудь заботу о Тигранике. Теперь мне будет легче — мой малыш уже подрос. Осенью поступлю в университет. А если Тартаренц будет ставить мне палки в колеса, я уж не знаю, что сделаю. Не могу я больше терпеть это унизительное положение! Как бы мне хотелось, чтобы ты скорее вернулся!.. Об всем этом я могу говорить только с тобой.
