Оксана попросту не знала, на что решиться. Наконец она медленно подошла к двери, которую вот-вот должны, были уже высадить стучавшие люди; взгляд ее упал на Миколу, который с молотком в руках стоял возле двери. Оксана с ужасом кинулась к сыну, схватила его за руку, пытаясь отобрать молоток.
— Оставь, мама, оставь… Разобью голову первому, кто войдет…
— Микола, не делай глупостей. Если ты это сделаешь, нас всех убьют — и тебя, и меня, и Аллочку…
«Убьют…» Опять это страшное слово! Матери удалось вырвать из рук сына молоток. Она умоляла Миколу лечь в постель, но тот упрямился. Наконец Оксана опять подошла к двери и, чувствуя, что ее незваные гости разъярились, слабо окликнула:
— Кто вы, чего вам надо?
— Именем немецкого командования сейчас же откройте дверь! — крикнул гневно и повелительно из-за двери кто-то, говоривший по-русски с сильным акцентом.
— Сжальтесь, бога ради… — молящим тоном произнесла Оксана. — Дома у меня дети, они боятся. Приходите днем, завтра…
— Что значит «боятся», по какому праву вы оказываете нам сопротивление? Немедленно откройте, не то…
Оксана постепенно овладевала собой. Не открывая двери, она сказала:
— Так я же беспокоюсь о детях. Прошу вас, приходите завтра утром, мы никуда не убежим…
— Хватит болтать! Сейчас же откройте, не то прикажу стрелять… Ну, раз… два…
Оксана поняла, что угрозу могут привести в исполнение, и отодвинула засов.
В комнату ввалилось сразу четверо вооруженных людей — двое в мундирах гитлеровских офицеров, двое в обмундировании солдат. Старший из офицеров, высокий обер-лейтенант с продолговатым лицом и тонкими усиками, быстро осветил карманным фонарем комнату и, увидев стоявшего посредине Миколу, прикрикнул на него:
— А ты чего стоишь? Дети должны спать в это время.
— Зачем же вы приходите и нарушаете их сон? — отозвалась осмелевшая Оксана.
Не обращая на нее внимания, обер-лейтенант шагнул к Марфуше. Оксана заслонила девушку.
— Что вам надо, вы же видите, что здесь только дети и беспомощная женщина…
— Довольно болтать! — забрал обер-лейтенант и с силой оттолкнул Оксану. Та потеряла равновесие и с размаху упала на кровать Аллочки.
Послышался такой душераздирающий вопль, что по телу Оксаны пробежали мурашки. Она уже никого не видела, ничего не слышала. Аллочка с громким плачем билась у нее на руках. Оксана сжимала в руках извивающееся тело девочки, смотрела на ее искаженное лицо и широко раскрытые глаза; ей казалось, что Аллочка сошла с ума. Оксана целовала ее, повторяя: «Успокойся, детка, смотри вот Марфуша, Микола…» Но Аллочка продолжала рыдать навзрыд, то крепко жмурясь, то снова широко раскрывая глаза.
