Эписодий Десятый
В Вологду прибыли ночью. Перед стрелкой вагонзаки отцепили от «дальнего следования» и мотовозом отогнали на запасной путь в свет прожекторов, что лупили по всему периметру отстойника-запретки.
После остановки вагонов автоматчики с собаками тут же выстроились в коридоры от тамбуров до накопителя – деревянного барака с огромной двухстворчатой дверью-воротами, в которую, наверное, мог бы въехать грузовик, и слепыми зарешеченными окнами.
Раздался протяжный гудок мотовоза. Вероятно, он стал командой к одновременному открыванию тамбурных дверей, потому как сразу после абсолютно подобного передергиванию затвора автомата скрежету замков началось движение, а собаки, почуяв запах давно не мытых человеческих тел, пота, мочи, табака вперемешку с креозотом, машинным маслом и углем, принялись надрывно лаять и рваться с поводков.
Первыми погнали рецидивистов, которые уже кроме как с заложенными на затылок руками и полуприсядом перемещаться не умели. Искоса посматривали на собак, на конвойных, придурковато щерились.
Иосиф пошел вторым эшелоном.
Замыкали шествие старики.
Иосиф Бродский: «Это был, если хотите, некоторый ад на колесах: Федор Михайлович Достоевский или Данте. На оправку вас не выпускают, люди наверху мочатся, все это течет вниз. Дышать нечем. А публика – главным образом блатари. Люди уже не с первым сроком, не со вторым, не с третьим – а там с шестнадцатым. И вот в таком вагоне сидит напротив меня русский старик – ну как их какой-нибудь Крамской рисовал, да? Точно такой же – эти мозолистые руки, борода. Все как полагается. Он в колхозе со скотного двора какой-то несчастный мешок зерна увел, ему дали шесть лет. А он уже пожилой человек. И совершенно понятно, что он на пересылке или в тюрьме умрет. И никогда до освобождения не дотянет. И ни один интеллигентный человек – ни в России, ни на Западе – на его защиту не подымется. Никогда! Просто потому, что никто и никогда о нем и не узнает!»
Бывали случаи, когда собаки срывались с поводков и набрасывались на заключенных, начинали рвать их, приходилось стрелять в воздух. Или в собак.
Из накопителя прибывших распределяли по автозакам и перевозили в пересыльную тюрьму на Чернышевского.
Согласно внутреннему регламенту советской пенитенциарной системы, заключенные, получившие сроки наказания и подлежащие отбыванию их в исправительно-трудовых лагерях, поступают из следственных тюрем (в случае с И.А. Бродским – из Крестов) сначала в пересыльные или этапные тюрьмы. Когда в пересыльной тюрьме собирается достаточное количество осужденных, они отправляются в распределительные лагеря, в которых и производится «сортировка» и разбивка их на группы, предназначенные к рассылке по тем или иным лагерям.
