. Мог ли дед не знать, для чего Сталин командирует его в Киев? Как и многие, он тогда не верил в голод, приписывал слухи о нём западной пропаганде
[54]. Но даже он не мог скрыть своё изумление от того, с какой скоростью голод охватил Украину в начале 1930-х:
«Я же просто не представлял себе, как может быть в 1932 году голодно на Украине. Когда я уезжал в 1929 году, Украина находилась в приличном состоянии по обеспеченности продуктами питания… И вдруг — голод!»
Впрочем, Хрущёв в то время стойко придерживался большевистской линии: коммунисты не убивают крестьян, они им помогают. Неважно, что люди исчезали и умирали от голода и тяжкого труда, его самообман был для него реальнее истины. «Я в то время, — вспоминал дед, — смотрел на вещи идеалистически: если человек с партийным билетом и настоящий коммунист, то это мой брат и даже больше, чем брат. Я считал, что всех нас связывают невидимые нити идейной борьбы, идей строительства коммунизма, нечто возвышенное и святое».
Поэтому он активно взялся за дело, чтобы конкретными результатами подтвердить сталинские патриотические заявления о том, что Советский Союз рождает своих героев труда[55]. Украина, вторая после РСФСР крупнейшая советская республика, с её плодородными землями и квалифицированными рабочими кадрами, должна была стать в этом смысле образцом для всего советского народа — и всего мира. Выросший в крестьянской семье и знавший толк в крестьянском труде, Хрущёв ратовал за использование различных видов сельскохозяйственной техники — в отличие от колхозного универсализма. По свидетельству Джиласа, он лично «ездил… в колхоз… осмотрел парники, заглянул в свинарник и начал обсуждать практические вопросы», и всё с характерным для него многословием и живым чувством юмора[56].
Глядя на то, с какой преданностью делу старший Хрущёв взялся перестраивать Украину, Леонид, похоже, решил совершить ещё одну попытку взяться за ум. В 1938 году он устроился на Киевский аэродром инструктором Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству (ОСОАВИАХИМ). Эта добровольная общественная организация обучала всех желающих лётному делу, и ей требовались опытные пилоты-инструкторы, независимо от качества их дипломов.
Была ли это хорошая работа для сына Хрущёва? В записках Гонтаря я нашла свидетельство о том, что Леонид считал себя московским денди и «космополитом», и это в ту пору, когда слово «космополитизм» было ругательством и даже преступлением, так как подразумевало отсутствие советского патриотизма. Конечно, ему не хотелось превратиться в какого-то провинциального бонвивана, дающего скучные уроки новичкам-энтузиастам лётного дела. Однажды я задала этот вопрос Микояну, а тот ответил, что для его друга должность, титул мало что значили. Он был лётчиком, и это главное; это была популярная профессия, и Леонид — высокий, обаятельный, уверенный в себе и неотразимый в своей лётной форме — был рад похвастать своими профессиональными навыками.
