Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах | страница 24

Родившийся в крестьянской семье в деревне Калиновка Курской губернии, что на границе России и Украины, мой дед ребенком пас овец. Его отец, Сергей Хрущёв, отслужил в царской армии и был, как говорили, рукастым мужиком. В поисках заработка и лучшего применения своим рукам он в 1908 году решил сменить русскую деревню на украинские шахты. Никита, которому тогда было четырнадцать, не желая всю жизнь оставаться деревенским пастушком, последовал за ним. Отец и сын поселились в Юзовке на Донбассе и принялись обучаться навыкам своих новых рабочих профессий. Свободное от работы на фабрике время Никита проводил, подрабатывая слесарем-механиком. Однажды из найденных им на свалке сломанных деталей он самостоятельно собрал примитивный, но работающий велосипед с мотором и гордо разъезжал на нём по улицам Юзовки, привлекая внимание прохожих громким ревом.

Работая на фабрике, двадцатиоднолетний Никита был освобождён от призыва в русскую армию во время Первой мировой войны. В это время он начал ухаживать за своей будущей первой женой, Ефросиньей Писаревой, которую встретил однажды на молодёжной вечеринке. Фрося, как называли её друзья, была на два года младше Никиты. У неё были ярко-рыжие волосы, белая кожа, мягкие черты лица и тонкая талия. Она была из образованной семьи; и сама она, и четыре её младшие сестры, которых она помогала растить, — все посещали местную гимназию, образовательное учреждение для благородных девиц. Никита, квалифицированный рабочий с приличным заработком, был выгодной партией, и вскоре после знакомства в 1914 году они поженились. Через год у пары родилась дочь Юлия (моя двоюродная бабушка, впоследствии тётя), а в 1917 году — сын Леонид.

Как-то, будучи старшеклассницей, я случайно наткнулась на семейные фотографии того периода, которые моя мама, болезненно воспринимавшая прошлое, хранила сложенными без разбора в обувных коробках под кроватью. На снимках, сделанных примерно в 1916 году, привлекательная пара в своих лучших воскресных нарядах позирует на камеру: Ефросинья в белой блузке, Никита в темном пиджаке и галстуке-бабочке. Он — худой и стройный, но ниже её ростом и уже начинающий лысеть. Мне нравились эти снимки, нравилось, что я могу заглянуть в прошлое моего деда, пусть всего на мгновение, запечатленное фотокамерой. Меня поражал респектабельный, почти буржуазный вид дореволюционных Хрущёвых, совершенно не похожих на грязных рабочих или замученных крестьян царской поры, фотографиями которых обычно иллюстрировали советские учебники истории.