Г р и г о р ь е в (строго). Что ж. Принимайте дело. (Гусеницыну.) Лейтенант, считайте себя свободным от всех поручений по делу Северцева.
Г у с е н и ц ы н. Товарищ майор, я… несколько поторопился с выводами…
Г р и г о р ь е в. Немедленно сдайте дело!
Майор медленно и тяжело поднимается по винтовой лестнице к себе наверх. Деревянные ступени скрипят под его ногами.
Занавес.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Комната в квартире Ленчика. Стильная низкая мебель, ковры, на стене копия «Вирсавии» Брюллова. Окно раскрыто. Л е н ч и к сидит за столом, пишет. Потом быстро вскакивает, нервно ходит по комнате, что-то шепчет, подбирая рифму.
Л е н ч и к. Пастернак тысячу раз прав:
О, если б знал, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью убивают.
Нахлынут горлом и убьют.
Звонок телефона.
(Берет трубку.) Люда? День добрый. Собственно, уже не день, а вечер. Я? Один. Предки? На даче. Вдыхают аромат роз и по ночам слушают соловьиные трели. Что? Конспекты? (Садится в кресло, раскуривает трубку.) Слушай, крошка, разве в такой вечер можно думать о политэкономии? Помнишь, кажется, у Исаковского сказано: «Когда цветет сирень, мне по ночам не спится». Что?.. Что-нибудь свое? (С радостью.) Тебе, как моему современнику, я готов прочитать свою последнюю поэму. Так слушай. (Становится в позу и читает.)
Блеск твоих лучезарных глаз
Мне нигде не дает покоя.
Пусть с тобой я не рядом сейчас,
Но я мыслью лечу за тобою…
Что? В другой раз? Раньше я всегда доказывал Эдику Россовскому, что ты не совсем синий чулок. Но теперь я вижу, что спорил напрасно… (Бросает трубку. После паузы снова подходит к телефону, набирает номер.) Наташа? Где ты пропадала? (Пауза.) А ты знаешь, я сегодня, как говаривал старик Есенин, «снесся золотым словесным яйцом». Уверен: эти стихи тебе понравятся. Несколько строк прочту хоть сейчас. (Самозабвенно.) Признайся, Наташа, стихи по телефону — это же шарм! (Дует в трубку. Снова набирает номер.) Алло, Наташа? Нас, очевидно, разъединили? Совсем забыл спросить — с кем ты была на пляже? Опять с ним? (Наигранно смеется.) Что смешного? Прости, Наташенька, но странная ассоциация взбрела в голову. Был бы сейчас жив Лев Толстой, он непременно написал бы новый вариант «Воскресения». Героиней непременно сделал бы тебя. Что? Очень просто. Когда за арестанткой идет в Сибирь на каторгу князь — это еще половина чуда… А вот когда будущий научный работник… Алло… Алло… (Дует в трубку.) Глупец?! Ну, знаешь что!.. Это уже ты распоясалась, девочка! (
