Шумы, наполнявшие позицию, были ему не нужны, слухом он выхватывал из них только голос Жени: «…Тридцать три, тридцать пять» — и следовал за ним: ему казалось — не он своей рукой, а Женя дергает дистанционный ключ на головке взрывателя, выбирая нужную отметку. По команде «Огонь!» передавал снаряд Суржикову, снова подхватывал его, ставил в ящик, мчался за другим, замечая на бегу, что Бондаревич записывает в блокнот, — взрыватель наверняка решил проверять. Хоть бы уж здесь было все в порядке.
Гимнастерка липла к спине, ноги подламывались, пот заливал глаза, и когда самолет ушел наконец, а расчет спустился в землянку, Сергей остался в окопе. И сил не было, и хотелось, чтобы сержант отчитывал его один на один, если он опять наделал ошибок.
Как мучительно долго он проверяет…
— Вы здесь, Кравцов?
— Так точно.
— Поймите же наконец: ошибка в одно деление отбросит снаряд от цели на полсотни метров. А у вас… Не-ет, так мы с вами, дорогой товарищ, никогда самолет не собьем…
«Поймите же наконец…» Да разве я не понимаю? Ну почему у меня не получается? Почему мне так не везет?»
Ему захотелось одиночества. Не видеть бы никого и ничего, не слышать, как по-мальчишески заливисто и безудержно хохочет в землянке Лешка-грек.
Когда батарею созвали на летучий митинг, где он, Сергей, должен был «толкнуть» зажигательную речь, он уже твердо знал: эта речь станет венцом его позора. Не-ет, черта с два он откроет рот. Довольно с него… Довольно!
Командир батареи говорил почему-то скучно, бесстрастно, о давно известном. Сергей слушал и не слушал и удивился, почувствовав вдруг, что слова Мещерякова, тихие и по-прежнему какие-то вялые, все-таки волнуют, зовут куда-то. Он не сразу понял, что слова заключают в себе только начальную силу, они дают толчок мыслям, дремавшим до этого в каждом, потому-то и притихли люди, потому-то и посуровели лица даже у таких мальчишек, как Лешка-грек.
— Были потери, огромные потери… Мы теряли родную землю, теряли бойцов, — говорил Мещеряков, и Сергей, глядя на желтую каемку горизонта под небом, видел искореженные, сожженные танки и могилы, могилы — в оврагах, в степи, у дорог…
— Но были и победы! Москва и Сталинград…
«Были!» — тут же соглашался Сергей: он видел землю Сталинграда, ржаво-коричневую от осколков. Как там и выстоять было людям, если на той земле в этом году еле-еле травка поднялась — худосочная, больная… И все-таки люди там выстояли и победили!..
— Напряженные, героические усилия всего народа…
