Кирьянен взял со стола письмо дочери, чтобы спрятать его. «Надо бы съездить в Петрозаводск, повидать Марию. Не скоро теперь увидимся». Но эту мысль он тотчас отстранил. Не время, да еще секретарю парторганизации. Он побывал пока только в двух бригадах. Что-то случилось с людьми после аварии плотины. Не то чтобы работать стали меньше, даже наоборот, но какой-то холодок чувствуется. Собрал коммунистов бригады — надеялся, что будет разговор по душам, и не получилось, надо прямо это признать. Не нашел, видно, настоящих слов. И опять он вспомнил то время, когда работал шофером, вспомнил последнюю зиму. Дорога была плохая и вывозка леса задерживалась. Потом дорогу отремонтировали, но уже трудно было наверстать упущенное. Кирьянен договорился с напарником сделать вместо трех рейсов четыре. На другой день еще два шофера сделали по четыре рейса. А потом в четвертый рейс поехали все. И разговор с людьми был короткий, куда короче вчерашнего. Но тогда он действовал примером, — сам себе ответил Кирьянен. Потому-то и было проще… И вновь вспомнился утренний разговор с Александровым. Кирьянен и раньше замечал, что Александров любит говорить: «Моя мастерская… Я сделаю…» «Надо будет ему сказать, что так говорить нехорошо, — подумал Кирьянен. — А Воронов такой же: «Я решил, я приказываю»… Вот и расхолаживают они людей».
За дверью кто-то уже довольно давно шаркал сапогами. Кирьянену хотелось побыть одному, подумать еще над своими сложными заботами, но он уже привык, что люди идут к нему и днем и поздно вечером, и для каждого он должен найти доброе слово. Он приподнялся, чтобы открыть дверь гостю, который, словно от смущения, все еще очищал обувь на крыльце, и удивленно расширил свои маленькие глаза. Это был Степаненко.
Подрывник зашел к нему впервые. Он еще раз вытер свои сапоги, теперь уже о коврик у порога, прошел вперед и сел, кивнув хозяину.
— Ну, как самочувствие, Микола Петрович? — спросил Кирьянен и выжидающе посмотрел на подрывника.
— Паршиво, — пробормотал Степаненко. От него несло перегаром.
— Наверно, голова болит? — прямо спросил Кирьянен.
— Болит, — подтвердил Степаненко.
— Ничем помочь не могу, — сухо сказал Кирьянен.
— А я не за водкой пришел, — Степаненко почувствовал обиду. — Представьте, что у меня дело есть. Странно?
— Что ты, Микола Петрович, зачем ты так?
Степаненко сидел с плотно сжатыми губами и сосредоточенно смотрел на носки своих сапог, видимо размышляя, стоит ли говорить.
