В доме Козлова Глеб был не раз и до этого: там читали запрещенные книжки и говорили против царя. Такие речи были Глебу не в новинку. Мысли о несправедливости и жестокости строя зародились в нем давно, в то время, когда он впервые попал на цареву службу.
Встреча с Ильицким напомнила Глебу это время. Он даже забыл о свидании с ветеринаром и о том, что за пазухой у него листовки, данные Козловым. И очнулся только, когда ноги сами принесли его к месту и часовой у казармы в шутку окликнул его: «Эй, кто идет? Свои все дома!»
Казармой солдаты здесь привычно называли большую фанзу, где они стояли. Она и в самом деле стала походить на казарму, когда по стенам развешали многочисленные правила солдатского поведения, крошечную рощицу вокруг вырубили и вытоптали траву, устроив плац для ученья.
Когда Сорокин вошел, все уже спали. На кане, китайской лежанке, храпел унтер Жигастов, с головой укрывшись шелковым одеялом с драконами и аистами. Не спал только Костя Панченко, с нетерпением ожидавший Глеба.
Разговор Глеба и Панченко был настолько секретный, что они не решились говорить в фанзе, а вышли наружу и сели на низкий порог.
На дворе было студено, а в небе — мутно и беспокойно. Маленькие белые облачка, как нахохлившиеся куры, брели по нему, и ветер ретивым петухом сгонял их в кучу.
Костя, зябко поеживаясь под накинутой на плечи шинелью, сказал:
— Говорил бы там, спят все.
— Все, да не все. Один, может, какой не спит, притворился. Вот и зарабатывай себе каторгу.
— Сейчас не дадут. Манифест все-таки.
— Манифест тот есть, да не про нашу честь, — сухо возразил Глеб.
— Ну, чего там. Говори уж. Виделся, что ли? — торопил Костя. Его карие глаза под туго сведенными смоляными бровями выражали нетерпение.
Это претило степенному Сорокину. Он любил рассуждать «об этих делах» неторопливо и «со смыслом», потому что считал дело, в которое вступил, святым и праведным.
Неожиданно для Кости он начал издалека.
Восемь лет назад в Несвижском полку служил офицер Антон Антонович Костюшко. Глеб рассказал о нем так:
— Собой был не очень видный. Роста обыкновенного, глаза серые, быстрые и повелительные такие; с первого взгляда подумали мы: даст он нам жару. Правда, службу знал, а только учил не так, как другие учат. К примеру, простая команда: «Смирно! На первый-второй рассчитайсь!», «Ряды сдвой!» А он объяснит, для чего та команда подается, почему солдат должен поворачиваться быстро, приказ слушать со вниманием и выполнять точно.
