Он оглядел ее всю, ушел, опять вернулся и, уставясь ей прямо в глаза, о чем-то спрашивал. Она слышала какие-то отрывистые слова, но не понимала и, напрягая мысли, силилась припомнить что-то.
Нестерпимая боль в животе прояснила ее сознание, теперь она узнала перед собой Парфена Томилина и тут же схватилась за подол юбки, чтобы прикрыть голые колени.
— Чего ты?.. Катьк? — кричал он, гремя железным ведерцем. — Жива ли?..
Смысл этой речи дошел до нее позже, когда вспомнила все, — и перепугалась. Кажется, и он напуган был не меньше. Она глядела на него широко распяленными глазами, но словно в тумане видела бледное, перекошенное лицо старика. Единственный глаз его — выпученный, дикий — то приближался, то пропадал совсем, — все кружилось — и лес, и небо. Тошнота мутила внутри.
Вдруг, точно хлестнуло по глазам, она вспомнила все и в ужасе закрыла лицо ладонями.
— Ты что тут?.. Катьк? Али злые люди набросились? — спрашивал Томилин, весь дрожа от страха.
Катька приподнялась, едва перемогая слабость в руках, во всем измученном теле, но сил хватило только, чтобы подняться на колени.
Старик сунул свое ведерце в траву, помог ей встать на ноги и, обхватив за поясницу, повел к палатке, чуть сдерживая ее и шатаясь сам. На счастье, никого в палатке не было.
Уложив Катьку в постель, окутал одеялом, а ноги прикрыл платком. Она дышала шумно, жарко, ее лихорадило.
Наедине с умирающей (на то похоже было!) Парфену стало страшно, хотя за свой длинный век немало видел он всяких смертей.
Стоя в чужой палатке, он озирался кругом, — а вдруг придут? Но и в соседних палатках, и около них не было никого; в звонкой тишине слышалось только придушенное, прерывистое дыхание Катьки.
«Господи, твоя воля… допрыгались, — прошептал он и перекрестился: — Прости нас, грешных».
Дивясь происшедшему и качая головой, Парфен пошел к выходу, но теперь уж хотелось позвать людей: не умерла бы в самом деле!
— И куда народ провалился? Как на грех, ни единой души нет, — произнес он, беспомощно разводя руками.
— Постой! — позвала Катька. Голос ее хрипел. — Постой!
Парфен подбежал поспешно и, готовый помочь, наклонился к воспаленному и влажному лицу: оно горело.
— Ну старый черт! — прошипела она, поднявшись на локте. — Подглядчик проклятый!.. Тебе подыхать пора, за тебя на том свете давно пайки получают, а ты все бродишь, нюхаешь да глядишь, кривой дьявол!.. Не пикни про то, что видел!.. а не то — вовсе слепым сделаю.
Злая, растрепанная, она-задыхалась, мокрые волосы прилипли к вискам, большие ввалившиеся глаза, подернутые красноватой пленкой, горели жарко, — и вся она дрожала, как в припадке, грозила кулаком.
