— Вот видишь, — вытащила она его на крыльцо, — ты везде свой. А кто тебя привез сюда? Скажи, кто?
— Ты, — смотрел на нее Егорка влюбленно. — Ваше величество.
— Вот видишь. И ты ко двору. Богат, хорош собою, Ленский везде был принят как жених, да? Я тебя познакомлю еще кое с кем. Ямщикову ты понравился.
— Он просто доброты великой, — сказал Егорка.
— А ты? — дразнила Лиза. — Ты у нас большой? Сибиряк. Сибиряк ты, Егорка, или нет?
— Пошто спрашиваешь? — дурачился Егорка. — Аль не видишь?
— Чудно. Я сейчас полечу. Как ты называешь валенки? Пимы? Пи-мы, пи-мы, пи-мы! — прыгала она. — Как смешно. А можно, я буду называть тебя Пим? Пим — глупо, смешно. Но в юности, если слишком умно, человек мертв, правда? Пим. Укуси меня за ушко. Чуть-чуть…
Он наклонился, нашел губами мочку. Лиза обняла его и так долго стояла, и это было лучше в сто раз того, что она болтала за столом, потому что там она казалась, а сейчас была сама собой.
— А теперь я тебя. Нет, а иначе потом. Потом, пото-ом…
— Ты качаешься.
— По мне заметно, что я выпила? Я безобразница, легкомысленная женщина, да? Ужасно приятно сейчас быть легкомысленной. С тобо-ой. И озорничать. Но мы не станем озорничать, мы потом, да? Мы с тобой умные-умные и… легкомысленные. Чуть-чуть. Только вот так, — она потянулась и укусила зубками ухо. — А ты хороший, чистый. И с тобой иногда скучно, потому что ты очень хороший. «И губы женщины поймай, ее глаза, ресницы, и руки разомкни, и выпусти, как птицу» — так у французов. Хочу с тобой в Париж. В Париж!
— А в Кривощеково не хочешь?
— Хочу!
— Лиза… Ли-иза… — потянулся он к ней, чувствуя головокружение.
Ямщиков пел у камина романс. Они стояли в темноте на ступеньках. Осенняя ночь помогала их чувству. Она положила ему пальцы на губы. «Не спеши, Егорка…» Он ей нравился. Он видел, что нравился ей, что ей не скучно, но она шептала с улыбкой все те же в эту осень слова: «Я ушла… меня нет…»
Не пробуждай воспоминаний
Минувших дней, минувших дней —
Не возродишь былых желаний
В душе моей, в душе моей…
Сосны в дачном саду летели в небо. Там сверкало несколько звезд. Было и грустно и легко. Ночью всегда находило на Егорку, куда-то несло его, и не мог уже он сидеть на месте. От дачи дорожка уводила в лес, и там было пустынно, ни одного строения. Там лес, ветки, засыхающая трава, листья. И лунный свет, тишина, душа сливается с безмолвной красотой. Лиза скрылась, он зашел в комнату, где в полумраке танцевали студенты, хотел было посидеть возле Ямщикова, но тот отдыхал в дальней комнате.
