Двое в новом городе | страница 21
Хоть и грубиян, но все-таки я приносил в дом зарплату, менял перегоревшие пробки, вызывал водопроводчика, таскал из подвала уголь, спорил с соседями по поводу платы за электричество на лестничной площадке, ходил в магазин. И Виолета разволновалась, ударилась в слезы, чем глубоко меня тронула. Я до сих пор верю в ее искренность, потому что в конце концов отдавала же мне она свое красивое тело, чтобы доставить радость. А теперь вот меня уводили.
В тюрьму я отправился с убеждением, что оставил дома сердце, страдающее по мне. Это придавало силы, пока слушалось дело, тем более, что первое время приходили письма. Меня осудили на десять лет, и постепенно все пошло прахом. В один, не скажу чтобы прекрасный, день я узнал от адвоката, что Виолета решила разойтись со мной — «по соображениям целесообразности» — принудительным разводом с добровольного согласия. О подобной бессмыслице я никогда раньше не слышал. Но понял, что надо покориться. Только это и оставалось в моем положении, чтобы не искушать дальше судьбу и не навредить Виолете — все-таки не надо забывать: она тогда работала пионервожатой. Я дал развод, освободил ее от себя. И мне полегчало.
Годы притупили горечь обиды. Время подшутило надо мной. Я признал себя врагом народа. Но оно же подшутило и над теми, кто меня обвинил. Мы оказались теперь, так сказать, квиты, одинаково опустошенные, с выпотрошенными душами. Впрочем, я оказался в большем проигрыше: загублена молодость, которая могла быть полезна и себе самому, и людям.
А судьи мои были обманщики и лжецы. Не знаю, как они себя чувствуют сейчас, испытывают ли неловкость, но мне стыдно смотреть на них, если вдруг случится с ними встретиться. Что до Виолеты, так она не посмела разыскивать меня после 1956 года, когда я вышел из тюрьмы, полностью реабилитированный. Она бежала в этот город, где мы теперь оказались оба, закончила библиотечные курсы, стала участницей местного драмкружка. Однажды мы с ней столкнулись нос к носу, и я спросил, не сохранился ли у нее мой старый костюм и туристская куртка.
— Конечно, Марин! — ответила она.
Виолета пригласила меня к себе домой, хотела угостить, но я отказался, потому что мне неловко было с ней разговаривать. Только взял вещи и ушел, даже не спросил, как ей живется и что думает делать, — к тому времени я уже знал, что она сошлась со снабженцем, аккуратно посещавшим спевки самодеятельного хора. О чем же нам с ней говорить? Я сильно постарел, стал похож на дряхлеющего шимпанзе, волосы густо тронула седина. Без сожаления пошел я своей дорогой. Поселился в соседнем городке у вдовушки, которая приютила меня, кормила и обстирывала. Там я прожил с полгода, побывал и в других городах, да все не попадалась подходящая работа, так что снова и снова приходилось возвращаться к вдовушке, пока мне не стало совестно перед самим собой. Я ведь приехал сюда в надежде найти свое место в жизни. После этого толкнулся на автобазу. И не ошибся. Одного лишь не учел: Виолета отыщет меня и примется перевоспитывать. Бедная Виолета!