— Я не коммерсант. Не фабрикант. И потом — десять лет: я очень люблю жизнь свободного художника! — сказал мастер.
…Мировое турне скрипач-виртуоз завершил поездкой по Америке. Когда он вернулся, новая сенсация появилась в газетах: Ян Кубелик приобрел скрипку Страдивариуса «Император». «Император», который никогда не продавался, появился на свет! «Император» у Кубелика!..
…Точно по молчаливому сговору, больше никто не говорил о «Германии», о Добрянском и о его скрипках. Был Кубелик. Был «Император». Был скромный одесский мастер. Он обратился к тем двум предпринимателям из Гамбурга и Мюнхена, но они уже не интересовались скрипкой: они организовали дело по выделке пассов из пеньки. Все заняло свои места.
Был скромный одесский мастер. Была война. Были революции. Бурные годы прошлись по миру огнем, перекроили карту Европы. Миру было не до скрипок. В нем, разделенные волнами событий, жили по-своему два человека — мировой скрипач-виртуоз и мастер из Одессы. Волны эти кидали и их. Знаменитый скрипач бежал во время венгерской революции из своего замка в свою виллу в Италии. Мастер не имел виллы, но у него был свой «замок»: так называл он деревянный чердак на улице Островидова. На этот чердак вела деревянная лестница под названием «клавиатура»; прогнившие ее ступеньки прыгали и щелкали под ногами.
Каждый день поднимается по этим ступенькам седой уже, очень похудевший и согбенный старик, — семь десятков за плечами, и одышка, и в прошлом — мраморные лестницы европейских отелей, приемные богачей и принцев, и мечта, которая улыбнулась и улетела, — и все это стоит теперь, как в тумане, как выдуманный кем-то мираж… Он останавливается и прислушивается: это стучат ступеньки, стучит палка, может быть — сердце. Старик усмехается, вспоминая Дон Кихота, который воевал с миром. Мир будет переделан совсем иным способом, и все это теперь старику вполне понятно.
Это были годы, в которые очень многие люди учились многому.
Учился и скрипичный мастер. И может быть, он вовсе не думал бы о прошлом, если бы о нем не напоминали ему со всех сторон длинные человеческие языки.
В ветхом рубище ходил он по улицам Одессы.
— Это моя порфира, — добродушно говорил он. — Много ли мне нужно? Передо мной будущее. Мое богатство никто не может украсть.
На него показывали пальцами. Добрянский стал достопримечательностью, оригиналом — Диоген в бочке. За его спиной шушукались, и сплетни вокруг его имени расползались гораздо шире Одессы, и хотя никто ничего толком не знал, но каждый считал и считает себя обязанным высказаться: о каких-то странных идеях старика, о каких-то исчезнувших скрипках, о Кубелике, который, мол, забросил его «Германию»…
