— Сюда движется фургон. Вроде из наших. Шахтерский? — вклинился в беседу Горан.
— Далековато, не видать, — покачал головой подошедший к следопыту Михей.
— Я вижу, — более остроглазый Богша прищурился. — Фургон шахтерский. И если не ошибаюсь, на козлах Стефан.
— Вот и наша молодая девушка, — хохотнул граф. — Держу пари, мужчину Стефан тоже не знавал.
Веселье графа никто не поддержал. Курт подал знак Стражам, и те стали не спеша навьючивать на себя снятые доспехи. Сам жнец остановился возле жертвенной печати, необходимо было преобразовать ее из принудительной формы ритуала в добровольную. Задача крайне непростая, изменить уже прошедшее инициацию начертание проблематично, проще новое создать. Однако если такой финт ушами удастся, то эффект от второго жертвоприношения будет в разы больше. Резонанс, да. Но Курт справится, зря что-ли звание мастера печатей носит. Курт еще раз окинул спутников взглядом. Воины деловито подгоняли снаряжение, причем один из следопытов все время следил за дорогой. Тер Салазар спокойно читал, опершись спиной на валун. Поразительное самообладание. Михей тревожно вглядывался в фургон. Зоран делал то же, но с любопытством, а отец Радомир с фатализмом.
Курт, привычно подвесив посох над землей, присел над печатью, подогнув ноги под себя, и протянул руки вперед. Вокруг пальцев образовались маленькие печати. Из каждой печати вниз потянулись жгутики тьмы. Когда они достигли начертания на земле, то вгрызлись в рисунок, стирая одни участки и перерисовывая заново другие. Постепенно жертвенная печать стала преобразовываться в нужный жнецу вид. Но давалось это действие тяжело, шутка ли — управлять восемью потоками одновременно. Тем не менее закончил Курт ровно тогда, когда на холм уже заворачивал фургон, на козлах которого и в правду сидел Стефан. Шахтерский предводитель выглядел усталым и каким-то осунувшимся. И щеки у него были чистые, хоть и слегка небритые. Придержав пару тяжеловозов, бодро тащивших фургон, Стефан обвел верхушку холма печальным взглядом, нарочито стараясь не встречаться глазами со свежеиспеченными охотниками на драконов, особенно с Михеем. У Курта возникло тягостное предчувствие.
— Деда! — раздалось громкое из фургона, и рыжий ураганчик вылетел сквозь занавески полога, впечатавшись в растерянного войта. Стефан посмурнел еще больше и отвернулся, пряча повлажневшие глаза. На поляне, казалось, застыло время. На щеке Милы контрастно чернел цветок с острыми лепестками.
