– Догерти, – удивленно повторил Леонард. Услышанное явно выбило его из колеи. – Ты уверена? Вот черт! Мы ей доверяли… Твою мать, Догерти!
Софи дрожала, словно лист на ветру. Ее охватывала ненависть к Стражам, Извечным и себе. Она ненавидела себя за то, что приняла условия этой игры.
– От счастья быть знакомой с вами у нее съехала крыша, – девушка обхватила себя руками, пытаясь хоть чуть-чуть согреться. – Обратитесь к Эвансу, он хоть та еще сволочь, но, хотя бы не стремиться изменить историю и завладеть миром.
Леонард молча пригладил выбившиеся пряди волос, и потом произнес:
– Ложись туда, – он кивнул в сторону, где лежал Захария. Девушка удивленно подняла брови, но молча сделала то, что он велел. Леонард опустился на колени между ней и ловцом и, положив тяжелые ладони им на плечи, с едва заметной улыбкой добавил. – Будет больно.
Все вокруг вспыхнуло ослепительно белым светом. Софи закричала, почувствовав, как боль волнами проходит сквозь ее тело. С каждой волной боль усиливалась, пока сознание опять не покинуло ее.
2. Демоны ныряют глубоко
Патрик настолько долго не сводил взгляда с Софи, что начали слезиться глаза. Он боялся, что как только закроет их дольше, чем на несколько секунд, сразу же уснет.
Взглянув на часы, парень тяжело вздохнул: половина двенадцатого, а значит, почти восемьдесят часов без сна. Ощущение реальности начало покидать его еще два дня назад, и сейчас он сам себе больше напоминал бестелесного призрака. Он осунулся, его лицо приобрело нездоровый серый оттенок, а темные круги под глазами, казалось, с каждым часом стают все выразительней.
Время словно зависло в воздухе, секундная стрелка двигалась слишком медленно. В этой проклятой больничной палате ничто не могло надолго задержать его внимание. Монотонный шум приборов, к которым была подключена Софи, убаюкивал, как и ее тихое ритмичное дыхание. Парень откинулся на спинку кресла, и дернул плечами, словно пытаясь сбросить с себя усталость и тяжесть своего тела.
Патрик ужасно замерз, и ничто не могло его согреть: ни теплая одежда, ни горячие напитки, которые Орфей заботливо носил ему с кафе. Опустив тяжелую голову себе на плечо, он равнодушно начал рассматривать свои руки: бледная кожа отдавала синеватым оттенком, а длинные тонкие пальцы, такие холодные на ощупь, давно потеряли чувствительность. Но сейчас это его не волновало. А вот цвет вен, контрастно проступавших под кожей, настораживал. Он мог поклясться, что они потемнели. С того самого момента, когда Софи и Захарию нашли и привезли сюда, в больницу святой Елизаветы, с ним начало происходить что-то странное. Хотя, он был не до конца в этом уверен, возможно, это разыгралось его воображение, и дрянное самочувствие, вместе с незначительными галлюцинациями, были результатом усталости и истощения.
