Сгустки крови и поврежденное мозговое вещество хлынули по трубке в приемник. Ужас, конечно, что с кровью отсасывалась и мозговая ткань, но она все равно безвозвратно повреждена, а дело есть дело. Зато напряженная оболочка лобной доли почти сразу опала, как сдувается суфле, поскольку гематома больше не придавливала ее к стенке черепа.
Дальше настало время проявить все свои нейрохирургические умения. Со всей деликатностью я принялся обрабатывать хрупкую границу, отделявшую здоровое перламутрово отсвечивающее мозговое вещество от пропитанной кровью ткани в ложе удаленной гематомы. Тут требовалось соблюдать тонкий баланс: если дотошно удалить все до единого крохотные сгустки крови, мозг Тео потерял бы еще миллион клеток.
Очистив ложе гематомы, прижег прилежащие к нему тонкие кровеносные сосуды электрокоагулятором, по сути, запаивая их, а полость наполнил дистиллированной водой.
Затем скомандовал анестезиологу: «Пробу Вальсальвы[108]».
В ответ тот поколдовал с подключенным к Тео аппаратом искусственного дыхания и воссоздал такой же всплеск внутричерепного давления, как если бы он снова чихнул. Для коагулированных мной капилляров это была проверка на прочность. Я внимательно вглядывался, но в прозрачной воде не обнаружилось ни намека на тонкие завитки растворяющейся крови. Значит, микрососуды закрыты надежно. Я вернул на место костный лоскут и поверх – лоскут кожи. Позаботился и о почти двухсантиметровом входном отверстии от пули во лбу Тео: поместил сверху маленький кусочек тонкой серебряной сетки, так что дыру в черепе прикрывала лишь кожа.
Уже занимался рассвет, а у нас оставалась еще гематома в затылочной доле. И поскольку и она, и пуля помещались в задней части свода черепа, пациента пришлось перевернуть на живот. Я выпилил в его черепе отверстие примерно 7,6 на 7,6 см, уходящее конусом вниз, и сразу увидел искомое: пуля сидела прямо в кости. А надо сказать, что в этом месте черепная кость прочнее всего – задняя стенка имеет толщину с указательный палец. Вооружившись хирургическим долотом, я извлек пулю, аспирировал образовавшуюся под ней гематому и вернул назад костный лоскут. Через шесть дней Тео выписался домой.
До того новогоднего дня, почти половину которого я провел за операционным столом, вытаскивая Тео из беды, я и вообразить не мог, что человек способен выжить после настолько тяжелого огнестрельного ранения в голову и так легко отделаться – без колоссального ущерба для мозга и интеллекта. Тео приехал ко мне в клинику через несколько месяцев. Его КТ показала, что, хотя удаленные участки лобной и затылочной долей мозга отсутствовали – им уже никогда не восстановиться, – оставшиеся части мозга при всей хрупкости проявили поразительную жизнестойкость и взяли нагрузку на себя. Но, что еще важнее, Тео чувствовал себя прекрасно. Разве что утратил некоторое периферийное зрение с левой стороны. В остальном же полностью восстановился и смог вернуться к нормальной жизни – и это после того, как пуля пропахала его мозг.
