Перехожу к сопредельному участку. Тем временем Марина по просьбе нейрофизиолога нараспев произносит английский алфавит. Я жалю электростимулятором клетки мозга, а пациентка, не сбиваясь, продолжает выпевать буквы. Затем она снова плавно выводит алфавит, но уже испанский. Жду, пока пропоет его наполовину, и прижигаю участок своим прибором. Женщина останавливается на букве N моментально, словно я нажал выключатель. Речь парализована.
Значит, сюда мне хода нет. Я помечаю этот микроучасток квадратиком «конфетти» красного цвета с буквой S – это знак, что здесь запретная зона для Марининого испанского.
Через час влажно поблескивающая поверхность мозга Марины покрывается густой россыпью белых и красных конфетти – это своего рода топографическая карта области коры, отвечающей за речевую функцию. Квадратики с буквой E отмечают микроучастки, критически важные для речи на английском языке, а помеченные буквой S – для речи на испанском. На некоторых проставлено E/S – значит, эти места важны для речи на обоих языках. Белые конфетти отмечают «рабочие» микроучастки, здесь я смогу пройти скальпелем вглубь мозга, чтобы добраться до опухоли, но при этом не лишу Марину дара речи.
Теперь, когда «рекогносцировка» закончена, я приступаю к собственно нейрохирургическим манипуляциям. На «белом» микроучастке скальпелем создаю вглубь канал диаметром не более 3 мм. Он настолько узкий, что мне приходится прибегнуть к нейровизуализации – не могу же я действовать вслепую. «Глазами» мне служит оптическая система хирургической навигации. Она в реальном времени показывает трехмерные изображения Марининого мозга изнутри, чтобы я видел, что делаю.
Углубляюсь примерно на 5 см и достигаю края новообразования. Откладываю скальпель и вооружаюсь аспиратором. Откачиваю столько опухолевой массы, сколько возможно при доступе к ней под этим углом. Трубка аспиратора жесткая, а точка доступа окружена красными конфетти, куда мне нельзя вторгаться, а потому я не смогу изменить положение трубки или вывернуть под другим углом, чтобы выбрать всю инородную массу. Значит, потребуются еще «коридоры», уже с других «белых» порталов, позволяющие подобраться к проблеме с другой позиции. Осторожно врезаюсь в мозговую ткань, ни на миг не ослабляю внимания и постепенно, проникая к опухоли с разных точек доступа, удаляю ее.
На протяжении всей процедуры Марина, подчиняясь указаниям нейрофизиолога, то разговаривает, то напевает. А я знай себе проделываю дырки в ее мозге, пока он, весь испещренный каналами, не начинает смахивать на швейцарский сыр. Иначе нельзя, опухоль так искусно запряталась, что приходится атаковать ее с разных сторон. Всякий раз, как Марина внезапно замолкает, я тоже останавливаюсь и отдергиваю скальпель от драгоценных участков коры, которые отвечают за ее речь. Мы с Мариной вместе проводим операцию, словно она – коллега-хирург и направляет меня. Ее голос для меня – команда «Действуй!», ее молчание – «Стоп!».
