Я был сбит с толку и лишь спустя некоторое время догадался заново пересчитать каракатиц.
Их было снова сорок восемь!
Все оставалось по-прежнему: Машка лежала у оголенных проводов, остальные четырехножки резвились в зарослях вьюнка, но всех теперь их было столько, сколько и положено, — сорок восемь! Мне сразу стала понятна реакция Пфаффа на мой рассказ. Сорок девятая каракатица появилась ниоткуда и исчезла в никуда…
В бессилии я опустился на стул и вызвал ребят из патологоанатомической группы. Они ввалились шумной группой, завернули Машку в полиэтилен и ушли, посоветовав мне напоследок не принимать все так близко к сердцу. Знали бы они, что творилось у меня в голове…
Внезапно заверещал телефонный звонок, я поднял трубку и услышал голос Олафа:
— Малыш! Тут у меня происшествие… Заскочи на минутку.
Я повесил трубку и вышел в коридор.
Олаф — швед-богатырь, был смотрителем отделения перевертышей. Его отсек располагался сразу за моим.
Олаф, спокойный и рассудительный, как нельзя лучше вписывался в свое отделение. Пушистые палевые зверушки, пойманные в пещерах Бергонии, отличались редкостным флегматизмом. Они существовали словно в замедленном времени. Каждое их движение тянулось так долго, что казалось, оно никогда не кончится. Перевертыши жили на потолке и не желали спускаться на землю. Они передвигались на мягких лапках-присосках, накрепко приклеиваясь к своду искусственной пещеры. Их круглые умные глазки приветливо поблескивали в вышине, и складывалось впечатление, что перевертыши способны воспринимать действительность только вниз головой.
— Что случилось, Олаф? — спросил я.
— Перевертыш погиб.
— Но ты ведь знаешь: не было ни одного случая гибели перевертыша.
— Оказывается, может! Фантастика какая-то, — пробормотал Олаф. — Ты представляешь, малыш, сидели они, как всегда, на потолке, и вдруг один разжал присоски, рухнул на пол и… Но не это главное. Мне показалось, что его подтолкнули.
— Как подтолкнули? — не понял я.
— За секунду до этого к нему подполз какой-то перевертыш и ткнул его лапой.
По спине у меня побежали мурашки. Я сосчитал животных на потолке. Вместе с погибшим их было тринадцать. Сдерживая волнение, я спросил:
— А сколько их у тебя?
— Двенадцать, — ответил Олаф.
— Ну-ка, сосчитай!
Олаф обежал взглядом потолок и, побледнев, выговорил:
— Невероятно! Что происходит, Паша? Я присел на край стола и подробно рассказал о лишней каракатице, гибели Машки и выговоре Пфаффа.
— Что же делать, малыш? Надо бы заявить руководству.
