— А зачем с этим ружьем идти на вершину Иально, когда можно поохотиться в долине Иори? — фыркал под краном Заур.
— Видишь ли, Заур! Император Нерон был дураком и узколобым филистером, когда, глядя с высот Капитолия на горящий Рим, декламировал монологи из трагедии Эсхила. Наслаждаться игрой огня, конечно, великое удовольствие, но он не додумался подняться на Везувий, чтоб оттуда наблюдать не пожар города, а зарево, порождающее жизнь на земле. Будьте умнее Нерона, спешите подняться на вершину Иально до восхода солнца.
«Я боюсь за него, Миха! Боюсь, как бы не случилось непредвиденное! Заглянуть бы к нему в душу, куда, кстати, он боится заглянуть даже сам».
Это мне говорил Заур о человеке, балагурящем сейчас. Вчера я его искал весь вечер. На дверях Хадо висел большой замок. Теперь он подговаривает нас идти на вершину Иально к восходящему солнцу, золотыми лучами пронизывающему легкий пар, который поднимается из долины Иори. Будто он и не знал о буквах, над которыми плакал старый Бибо. Было бы кощунством прервать Хадо и сказать ему: «Не играй с собственным горем, Хадо. Зачем нам вершина Иально и утреннее зарево, когда нас ждет лоскуток земли, где покоятся твой старый отец Кимыц и друг Таймураз? Там тебя ждут не дождутся».
— Хадо, я готов! — сказал Заур.
— Слава всевышнему, он вам зачтет вашу расторопность! — Хадо шутливо воздел руки к небу.
— Хадо, вы идите с Михой на вершину Иально, а я поеду в Калак по делам, — сказал флегматично Заур.
Бабушка Кудухон положила нам в пастушью кожаную сумку вчерашние пироги, араку в пол-литровой бутылке, щепотку соли, завернутую в тыквенный лист, свежий зеленый лук.
Хадо шел впереди. Всплывающее за горизонтом солнце постепенно окропляло восток розовым светом, а новорожденная луна, висевшая над Иально, как турецкая сабля, еще не успела растаять. Ветерок доносил мягкий плеск реки. Застывший под высоким грабом Хадо схватил меня за руку и показал на дерево. Щебетание совещающихся птиц прекратилось мгновенно. Воцарилась тишина. Улыбающийся Хадо шагнул на цыпочках вперед. Как только он потянул за собой меня, снова вспыхнул птичий гам.
— Это они спорят о встрече с солнцем. Не догадаются взлететь на вершину Иально! — шептал со смехом Хадо.
На лысой Иально уже ломались первые лучи, а в ложбинах Иорской долины еще держалась светло-серая мгла. Водохранилище дышало свежестью, лесистые хребты загорелись искристым пламенем. Хадо прицелился фоторужьем в переплетающиеся спицы солнца и пробормотал недовольно:
