Вчера Илас принес в наш дом треугольную радость. Потом исчез. Жди его теперь целую вечность. Приходить к нам он стал все реже и реже. Гыцци по ночам бредит, вспоминает то Бечыра, то Иласа. Чем я могу ей помочь?
Открыв скрипящую калитку, Илас, крадучись, пробирается в наш двор. Он стоит перед гыцци с поникшей головой, как будто виноват, что опоздал с письмом Бечыра. Я стою за спиной гыцци и вспоминаю слова брата: «Страшный человек почтальон Илас».
— Тетя Нанион, прости меня! Не утерпел… открыл письмо Бечыра, — сорвавшимся голосом произнес Илас.
— Илас, мальчик мой! — Гыцци плакала от радости и от жалости к Иласу.
«Ранен в колено, — писал Бечыр, — не рана, а царапина. Меня больше задел упрек сержанта Скворцова, чем эта царапина. «Не лезь в глотку фашиста, это тебе не игра в чижики. Пуля достанет их и на расстоянии!» — сказал он мне в санчасти. Меня поучает, а сам идет на них, как таран. Посмотреть бы на него, как он бросается на эту сволочь! Я много раз смотрел на Скворцова и задавал себе вопрос: какое зло надо совершить, чтобы заслужить ненависть такого доброго человека! Как-то я спросил его об этом, но у него отнялся язык. Потом он поднял над головой сжатый кулак и процедил сквозь зубы: «Они мне должны!» Они должны всем, но дочь и сынишка сержанта Скворцова попали под бомбу, отец не нашел даже их костей… «Под музыку твоего фандыра спляшу гопака перед рейхстагом», — шутит иногда Скворцов. Куда там, разве ему до танцев! Но я жду этого дня, мы идем к этому дню…»
Молчит гыцци, молчит весь аул, потому что Иласа давно не видно. У гыцци нет больше терпения, и она сама идет разыскивать мальчика. Кажется, почтальон прячется и от нее и от всех.
По ту сторону каменной ограды стоит дедушка Кудзи. Смотрит из-под ладони на проселочную дорогу. Там ни души.
Из-за ограды я не вижу дороги, но легкий шорох шагов на пустой улице настораживает меня.
Зачем Илас пришел к дедушке Кудзи? Кудзи ведь никого не ждал. И фандыр держит в руках… Я присел под оградой. Мальчик бросился к старику.
— Дедушка! Не могу больше его прятать, но как показаться с этим… тете Нанион! Я не хочу! Я не буду… Хотя Бечыр сам наказывал мне придерживать горе при себе… Но эта война такая долгая…
Перепрыгнув через ограду, я выхватил из рук Иласа треугольное письмо.
— Крепись, сынок… Ты должен утешить гыцци! — шептал Кудзи, и его трясущиеся пальцы запрыгали на глянцевитом набалдашнике посоха.
Письмо было коротким:
«Много горя помог перенести нам этот фандыр, но на этот раз подвел и себя и своего хозяина. Оба смертельно ранены одной пулей. Сержант Скворцов».
