Однако в ответ я услышал, что у представителя фирмы имеются еще обязанности представителя нации, равно как и у каждой домохозяйки, а со швейными машинками происходит то же самое, что с пророками: немецкая швейная машинка прославилась на весь мир, недаром в мирное время доля экспорта в пятнадцать раз превышала долю импорта — но, что правда, то правда, внутри страны продукция Зингера пользовалась возмутительно большим спросом.
Тут Брюнохристус совершил ошибку, пустившись в подробнейшее сравнение отечественных и иностранных машинок; он ухитрился даже кое-что рассказать нам о никелированном зубчатом транспортере и о бешеной скорости при строчке двойным стежком, пока мы с трудом тащились по гальке и шагали через рельсы с машинкой на горбу, которая, отечественного, иностранного ли происхождения, весила не меньше молотилки.
Однажды я с ним встретился на таком переходе — он налегке, я нагруженный — и в ответ на его вопли о спросе на «миле» и «пфаффе» пробормотал, вернее, прокряхтел:
— Осточертел ты со своим «миле», не пустить ли тебя на мыло! — И на сей раз вышел победителем.
Мы, привыкшие к фельдфебельским остротам, были не избалованы, и потому присловье «пустить его на мыло», которое позже стало звучать «а не пора ли его на мыло!», продержалось довольно долго и всегда всех веселило.
Но не Брюнохриса: до самого обеда он едва словечко проронил, а в обеденный перерыв обнаружилось, что он все это время обдумывал, как восстановить свой авторитет.
— А что вы думаете, откуда эти швейные машинки? — спросил он нас, и тут же сам ответил: — Они не с завода поступили и не из магазина, они поступили прямехонько из наших квартир. Их сперли, их сперли у наших женщин. Ну, кого теперь пустить на мыло, а, засранец? Может, в вагон, что покатит к донским казакам, ты загрузил машинку собственной мамочки. Они, правда, подумают, не орган ли это, и очень удивятся, когда не услышат музыки, машин капут, но твоя мамочка осталась с носом, и кто знает, чего она еще не досчитается.
Не очень-то умно я поступил, сказав, что в наших краях стоят англичане; тут же нашлись такие, в чьих краях стояли русские, и не прошло минуты, как кто-то объявил: действительно, мол, утром одна машинка в футляре красного дерева показалась ему знакомой, а он живет в Фюрстенберге на Хафеле. Нетрудно догадаться, что в воцарившейся тишине каждый задумался над вопросом, не попадалась ли ему знакомая машинка и не сидит ли кто-то из его родных и знакомых теперь без швейной машинки.
