Тем временем Кассилити ответила:
— Да, разобралась… — я удивленно посмотрел на девушку, уж больно странным тоном произнесено было это словосочетание, но та уже повернулась и ушла во внутренние помещения.
Ну ладно… Внутри девушка тут же уселась за место пилота и, прикрыв глаза, подключилась к управлению. На самом деле, она спокойно могла управлять с открытыми глазами, так как бот при нейросетевом управлении чувствуется как… скажем, третья рука. Но, должно быть, она ещё не привыкла к управлению — как я на первых порах. Бот тронулся с места. Что с ней, блин? Хм… Не нравится мне то, что не успел поймать её взгляд. Ох, как не нравится! В течении пары минут мы подлетели к семнадцатому причалу. Я направился к выходу.
— Стой! — меня остановил голос Касси. Неужели решила поговорить? Надо же… Ну давай, скажи что-нибудь. Поблагодари меня… Ведь ты это хочешь сделать? Я повернулся к девушке. Та, держа ладошки сжатыми у груди, медленно подошла ко мне и, замявшись, выдавила из себя:
— Спасибо… ты правда мне очень помогаешь!
— Потом поговорим, — хмыкнул я, прекращая её муки, и направился на выход.
Пусть подумает, подготовит почву для дальнейшего разговора — нечего ей сейчас лихорадочно формулировать слова. В принципе, я мог бы и не давать ей допуск к кораблю и так далее, но… жалко. Просто жалко ребенка. Ей девятнадцать, а она ниже меня на голову… отсюда и ассоциации с ребенком. Ещё и это поведение… совсем детское. Она случаем не на клумбе под колпаком росла? Ну и, конечно, нужно быть настороже — потому полные права она от меня никогда не получит. Если ей и вправду нужна помощь, и она не злоумышленница, то её это устроит. Если же злоумышленница, то вынуждена будет сделать ход или уйти — и тут-то я её и поймаю за руку. Ну, или помашу в след лапкой и украдкой сотру пот: избавился от гадюки. Быть может, я и выступаю рыцарем на белом коне, но… знаю я множество примеров, когда подобные дурочки влюблялись не в тех парней. Затем беременность, дети… и «не те парни» уходят, оставляя её у разбитого корыта, ещё и с ребенком. Уже потом, лет под тридцать, они встречают Того Самого, с которым бы и жить! Но нет — уже поздно. В браке с мудаком и алкашом. В итоге жизнь, в принципе, прожита зря. И ладно, если руки не наложат на себя. Есть возможность — надо помочь. Иногда они такие глупые… нет бы любить хорошего мальчика — нет, лучше выбрать красивого, распускающего перья.
Для меня помощь ей, как загадка с поездом, что несется по рельсам. Ты стоишь возле рычага стрелочного перевода, возле путевой развилки. На путях дальше лежат связанные люди, которых ты никак не успеешь развязать. Но вот незадача… на одних лежит один человек, а на других рельсах — аж четверо. Что же выбрать? Ты можешь не брать на себя вину за убийство и уйти прочь, чтобы НЕ выбирать, а можешь дернуть рычаг и спасти четырех, убив одного. Казалось бы — в первом варианте ты просто уйдешь, не принимая участия, и вины на тебе нет — так сложились обстоятельства. НО… есть одно но. В фильмах всегда есть так называемые «заднеплановые роли». Например, население города. Какую они роль играют в фильме? Да никакой. Они просто есть. Вот только… не будь их — какова была бы картина? Пустынные, заброшенные города… это разве что для какого-нибудь постапокалипсиса подойдет. То же самое и здесь. Увидев и запечатлев в мозге картину несущегося поезда, ты автоматически вовлечен в этакий фильм, под названием Жизнь. Ты стоишь возле рычага, а значит, если не дернешь, на тебе лежит вина за смерть четверых, потому что ты мог их спасти. Если ты дернешь — на тебя ляжет другая вина. Это выбор из двух зол, но ты всегда будешь виноват. Ну так и выбери меньшее… ну, или спаси дорогого человека. Правильного выбора тут нет. Есть лишь выбор, за который ты будешь корить себя меньше. Тоже и здесь — я могу ей помочь, а могу уйти. Но в случае, если ей не повезет в жизни… виноват буду я. Бездействие — тоже действие. А значит… «Не можешь сопротивляться? Так возглавь!»
