Корабли разведчиков, выходя из гиперпространства, учитывали все, кроме двух факторов, — наличия в опасной близости от себя нейтронных звезд и черных дыр. О последних вообще не хочется говорить. Достаточно упомянуть, что они образуются из нейтронных звезд и представляют собой ту же самую опасность невидимую гравитационную ловушку.
— И как вам удалось выбраться? — спросил я.
— В этом-то и соль истории. Мы не выбрались. И стали падать на звезду. Как вы знаете, уйти в гиперпространство мы не могли: в гравитационном поле такой силы это невозможно. Мы включили двигатели на полную мощность, но когда перегрузки достигли 14G… Знаете, умирать размазанным по спинке пилотского кресла как-то неэстетично. Лучше уж грохнуться на звезду… В общем, мы выключили двигатели. И понеслись навстречу смерти.
Хаткинс опять снял очки и стал протирать их салфеткой. Было видно, что он сильно взволнован. Я тихо спросил:
— А дальше?
Он поднял голову и подслеповато сощурился, глядя на меня. Взгляд его был растерянным.
— Я не помню… — пожал он плечами. — То есть не помню сам факт нашего спасения. Моим последним ощущением перед тем, как я потерял сознание, было полное равнодушие ко всему и… темнота. А потом я нашел себя на своем обычном месте, в командирском кресле. Мы находились в гиперпространстве и летели к Земле. И я точно знал, что с нами произошло и что мне надо делать. Наш корабль вырвался из поля нейтронной звезды, знал я, но при этом потерял столько топлива, что ни о каких перемещениях и маневрах в реальном пространстве речи быть не может. Единственное, на что мы могли рассчитывать, — это на безопасное приземление в том месте, откуда стартовали. Я знал, что уже послал радиосообщение на Землю. Нас ждали.
— А остальные члены экипажа?
— Они были в полном порядке. И знали то же, что и я.
— И вы не подвергали критике это знание?
— Нет.
— Но вы же помнили, как выключили двигатели и падали на звезду?
— Нет, — ответил Хаткинс. — Я не помнил этого. И они тоже.
Я отхлебнул пива из бокала, не сводя с него глаз.
— Тогда я вас не понимаю. У вас отшибло память, а двадцать лет спустя она вернулась?
Хаткинс приблизил ко мне лицо, взял из моей руки бокал и поставил его на стол. А потом сказал:
— Те, кто вырвал наш корабль из поля гравитации и послал его обратно на Землю, вложили в нас т а к у ю память и т а к о е знание, которые им были нужны. Но они не учли одной вещи.
Я подался назад. Он говорил с необычной силой, его слова врезались в меня и разбивали вдребезги и мою подозрительность, и неверие, и скепсис.
